Нужно думать, что именно к этому походу запорожских и донских казаков к Синопу и Трапезонту относится показание запорожского полковника Алексея Шафрана. Алексей Шафран был семь лет в турецкой неволе и служил у кафинского воеводы на каторге (галере); потом, вместе с некоторыми товарищами, освободился из неволи и ушел на Дон. На Дону он прожил 18 лет, с другими товарищами, запорожскими казаками, прожившими там по 5 и по 6 лет; всех запорожцев, по словам Шафрана, на Дону около 1000 человек, но зато и донцев немало в Запорогах; казаки постоянно переходят друг к другу: запорожские на Дон, донские на Запорожье, и живут друг у друга столько, сколько кому пожелается; у запорожцев и донских казаков издавна повелось так, что и те и другие сходились вместе и жили в общих куренях. В нынешнем лете (1625), как пишет Кулиш, ходили они, запорожские черкасы и донские казаки вместе заодно, на море; старшиной у них был он, Алексей Шафран; вышли же они из Дона на море и взяли в турской земле город Трапезонт. После похода Алексей Шафран вернулся снова на Дон и потом впоследствии отправился с Дона в Киев, но сбился с пути и попал в город Валуйки, а из Валуек отослан был в Москву. В Москве Алексея Шафрана заподозрили в тайных намерениях и указали на то, что город Валуйки вовсе не был по дороге ему: «с Дона на Запорожье и из Запорожья на Дон ходят степью, избегая Донца, на Кармию (Калмиус) и на Мох». Но случившиеся на ту пору в Москве донцы подтвердили, что действительно между запорожскими и донскими казаками бывают и постоянные сообщения и ездят с Дона на Запорожье через Миус да на Мох[251]
.Так или иначе, но о действиях казаков на Черном море донесено было турецкому султану в Константинополь, и султан немедленно отправил в Краков посла с требованием обязательно укротить казаков, в противном случае грозил войной Польше[252]
. Дело касалось, разумеется, одинаково как запорожских, так и украинских казаков.Но казаки мало обращали внимания и на самую Польшу. В 1625 году они отправили от себя к польскому правительству депутатов, через которых, от лица всего казацкого сословия, предъявили ему такие требования: 1) свободу православной церкви и православного духовенства и уничтожение унии; 2) спокойное проживание казацкого сословия в коронных и дедичных имениях Киевского воеводства; 3) казацкий самосуд и право передачи собственных имуществ по завещанию; 4) свободное хождение на рыбные и звериные промыслы; 5) право вступления в службу иностранных государей; 6) прибавка войскового жалованья; 7) исключение Киевского воеводства от постоя жолнеров; 8) выдача привилегии на киевское братство и юношеские школы; 9) право, в случае каких-либо преступлений, не раздавать имуществ лицам не казацкого сословия[253]
.Из всех девяти пунктов казаки особенно настаивали на первом, то есть на свободе православия и уничтожении унии. Как твердо они стояли на этом, видно из того, что когда казаки узнали о действиях киевского войта Федора Ходыки, запечатавшего в это время несколько православных церквей в Киеве, то поспешно явились в город, убили пана Ходыку, церкви распечатали, а в Москву отправили посольство с просьбой о принятии казаков под покровительство царского величества[254]
.Когда происходило это дело в Киеве, в это время к низовым казакам явился какой-то царевич Александр Ахия, выдававший себя за человека православной веры, сына турецкого султана Магомета и жены его гречанки Елены. Приехав в Запорожье в 1625 году, Ахия рассказывал, что он вывезен из Турции своей матерью и успел побывать у германского императора, герцога Флорентийского и короля Испанского, а под конец приехал и к запорожским казакам с целью поднять их против турок[255]
.Почти одновременно с этим в Москву прибыло посольство от шведского короля Густава-Адольфа с просьбой, «чтоб царское величество послал к запорожским казакам свое повеление и отвел бы их от польской короны». На эту просьбу в Москве отвечали, что этого сделать нельзя, потому что запорожские казаки – люди польского короля, а не московского государя, а между королем и государем заключено перемирие. Но Густав-Адольф на этом не остановился и в 1626 году прислал в Москву новых послов с просьбой пропустить их в Белоруссию и Запорожье. Король вел войну против Польши и хотел вовлечь в это дело и Москву, а главным образом – запорожских казаков. Но в Москве снова дали отрицательный ответ все на том же основании, что «в перемирные лета сделать этого (пропустить послов и встать против Польши) нельзя, потому что это будет крестному целованию преступление и на душу грех»[256]
.