История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

Войдя в курень, казаки находили кушанья уже налитыми в «ваганки», или небольшие деревянные корыта, и расставленными в ряд по краям сырна, а около ваганков разные напитки – горилку, мед, пиво, брагу, наливку – в больших деревянных коновках с привешанными к ним деревянными коряками, или михайликами. Прежде чем сесть за сырно, товарищи становились в ряд друг подле друга, крестились на иконы, читали молитву о насущном хлебе и потом уже рассаживались вдоль стола на узких скамьях, предоставляя всегда место в переднем углу, под образами, около лампадки и карнавки, непременно куренному атаману. Жидкая пища бралась ложками, твердая – руками; рыба подавалась на особом железном стябле, представлявшем собой род плоских ваганков с небольшой шейкой для процеживания через нее ухи[635], и непременно головой атаману – как отец голова, то ему и начинать с головы. «Сей обычай, до рыбы касающийся, по всем куреням и зимовникам одинаков был», – утверждает Никита Корж; печеного хлеба совсем к столу не подавали: его употребляли больше те, которые жили в предместье Сечи собственными домами или в паланках собственными зимовниками[636]. Кушанья запивались разными напитками посредством металлических чарок, а чаще всего посредством деревянных михайликов, вместимостью от трех до пяти и даже больше обыкновенных наших рюмок: «А у инчого такий корик, то в нёму можно и мызерного жидка утопыти»; «А у якого така чарка, шо й собака не перескоче». Отобедав чем Бог послал, казаки вставали из-за стола, крестились на иконы, благодарили сперва атамана, потом куренного кухаря: «Спасыби, братику, що ты нагодував казакив!» Затем бросали каждый по шагу, то есть по мелкой монете, а по желанию и больше того, в карнавку для закупки провизии к следующему дню и, наконец, выходили из куреня на площадь[637]. На собранные деньги кухарь покупал необходимую провизию к следующему дню, причем если оставленных в карнавке денег оказывалось мало, то куренной атаман должен был додать кухарю из куренных доходов. Время от обеда до ужина проводилось в тех же занятиях. Вечером, по заходу солнца, казаки вновь собирались в курени; здесь они ужинали горячим ужином; после ужина одни тот же час молились Богу и потом ложились спать, зимой в куренях, летом и в куренях, и на открытом воздухе; другие собирались в небольшие кучки и по-своему веселились: играли на кобзах, скрипках, наганах, лирах («реллях»), басах, цимбалах, козах, свистели на сопилках-свистунах, – одним словом, на чем попало, на том и играли, и тут же танцевали. «А танцуют, бывало, так, что против них никто на всем свете не вытанцует: весь день будет музыка играть, весь день будут и танцевать, да еще и приговаривать:

Грай-грай! Ог закину зараз ноги аж за спыну,
Щоб свит вдывувався, якый казак вдався.

Если музыка перестанет играть, то они заберут в руки скамьи, с одного конца возьмется один, а с другого другой, станут друг против друга и танцуют»[638]. Третьи просто пели песни без пляски и музыки; четвертые забирались в курени, садились в них по уголкам, зажигали свечи и играли там в карты, а чтобы не беспокоить светом спящих товарищей, сверху прикрывали себя своими кафтанами[639]. То была игра в «чупрундырь», во время которой победивший столько раз таскал за чуб побежденного, сколько у последнего оставалось на руках очков в картах.