Куда же девалась вся эта масса крестьянских податей? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сказать несколько слов о той непомерной роскоши и удивительном мотовстве, какие распространились между польскими панами конца XVI и начала XVII столетия. Боплан на этот счет говорит: «Повседневный обед польского пана стоит больше, чем званый во Франции»[910]
. Поляк Добровольский по этому поводу замечает: «В прежние времена короли хаживали в бараньих тулупах, а теперь кучер покрывает себе тулуп красной материей, хочет отличиться от простого народа: чтоб не заметили в нем овчины. Прежде, бывало, шляхтич ездил простым возом, редко когда в колебке на цепях, а теперь катит шестернею в коче, обитом шелковой тканью с серебряными украшениями. Прежде, бывало, пили доброе домашнее пиво, а теперь не то что погреба – и конюшни пропахли венгерским. Прежде, бывало, четырехлетнего венгерского бочка в сто гарнцев стоила десять злотых, а теперь за бочку в шестьдесят гарнцев платят по 150, по 200, по 400 злотых и дороже того. Все деньги идут на заморские вина, на сахарные сласти, на пирожные и паштеты, а на выкуп пленных и на охранение отечества у нас денег нет. От сенатора до ремесленника, все пропивают свое состояние; потом входят в неоплатные долги. Никто не хочет жить трудом, всяк норовит захватить чужое; легко достается оно, легко и спускается; всяк только о том и думает, чтобы поразмашистее покутить; заработки убогих людей, содранные с их слезами, иногда со шкурою, истребляют они, как гарпия или саранча: одна особа в один день съедает столько, сколько множество бедняков зарабатывают в долгое время, все идет в дырявый мешок – брюхо. Смеются над поляками, что у них пух, верно, имеет такое свойство, что на нем могут спать спокойно (не мучаясь совестью)»[911].