Обладая несметными богатствами, польские паны и жили как богачи: они окружали себя баснословной роскошью, давали чисто сказочные пиры, держали в домах целые полки обоего пола праздной прислуги, устраивали бесконечные банкеты, всякого рода оргии, зазывали к себе десятки тысяч гостей, раздавая им дорогие подарки и рассыпая перед ними без счету деньги. В домах этих вельмож блистало золото, драгоценные камни, хрусталь и серебро; на панах были самые причудливые, самые дорогие и изысканные костюмы, и ко всему этому полнейшее пренебрежение: дорогая посуда часто вдребезги разбивалась во время пира, а рукавами богато-роскошных панских кунтушей вытирались тарелки. Примеру поляков подражали и русские паны. Они наперерыв старались заводить у себя и такие же изысканные пиры, и ту же неслыханную роскошь, и в таких же размерах попойки, усваивая при этом польские нравы, веру, обычаи, вообще весь польский образ жизни и даже самую польскую речь. Таким образом, уже в век Сигизмунда-Августа южнорусские дворяне достаточно ополячились, видоизменяясь как с внешней, так и с внутренней стороны.
Но понятно, каким тяжким бременем ложились все эти дикие разгулы польско-русских панов на крестьян. «Золотой век Сигизмунда-Августа» был золотым для панов, но железным для польско-русских простолюдинов. Именно к этому времени с полным основанием можно отнести стихи:
Дословный их перевод: «Светлое царство поляков есть небесное царство для панов, рай для жидов и преисподний ад для мужиков».
От всего этого страна обеднела, промыслы пали, производство уменьшилось, каменные здания превратились в руины, между простонародьем распространилась крайняя бедность и страшная нищета… Бедствия удесятерились, когда с 1596 года малороссийский народ объявлен был на сейме «отступным, вероломным, бунтливым и осужденным на рабство»[915]
.Таким образом, давление со стороны польского правительства на казаков, как на класс людей, не подходивших ни к одному из сословий Речи Посполитой, обида и поругание православной веры, экономический гнет со стороны высшего класса польских панов и их арендаторов-жидов, насилия со стороны польского наемного войска в украинских городах – все это было причинами страшной, фанатической вражды между запорожскими казаками и поляками. «Жид, лях та собака – вира одинака», – говорили казаки в своем ожесточении против гонителей православной веры и русской народности и тем самым определяли свои чувства и отношения к ним: резать, вешать, казнить и всячески истреблять ляхов и неразлучных с ними жидов составляло одну из существенных задач запорожских низовых казаков, всегда питавших симпатию во всем заветам простого украинского народа и всегда твердо стоявших за православную веру предков и малороссийскую народность.
Глава 19
Вооруженные силы и боевые средства запорожских казаков
Вся масса запорожского низового товарищества, средним числом 10 000–12 000 человек, разделялась на три рода войска: пехоту, конницу и артиллерию. Что такое деление действительно существовало, это подтверждается источниками времени запорожских казаков. Так, Боплан, говоря о вооруженных силах Украины накануне восстания Богдана Хмельницкого, сообщает, что у запорожцев было около 5000–6000 казаков пехоты[916]
. Григорий Грабянка, говоря о боевых средствах казаков, свидетельствует, что запорожцы имели как пехоту, так и конницу[917]. Самуил Величко, рассказывая о прибытии Богдана Хмельницкого из Крыма в Сечь, передает, что на Запорожье собрано было 10 000 человек пехоты[918]. Историк прошлого века Симоновский указывает также на существование у запорожцев пехоты и определяет число ее одинаково с показанием Боплана[919]. Запорожская пехота выполняла троякое назначение у низовых казаков: часть ее составляла гарнизон Сечи, так как мы видим, что во время прибытия Хмельницкого в Сечь там было 300 человек гарнизона; часть занимала посты на Днепре (на лодках) и составляла собой линейную стражу; часть или вела, в боевое время, войны с турками, татарами и ляхами, или же, в мирное время, занималась рыбной и звериной ловлей. Полагают, однако, что в запорожском войске только бедные люди служили в пехоте, зажиточные же люди, или люди, внезапно одобычившиеся на войне конями, всегда переходили в конницу[920].