Но можно ли изобразить XV век без процессов ведьм, особенно свирепствовавших как раз на закате средневековья? Ересью считалось неверие в черную магию и колдовство. Полубезумные папы в своих буллах повествовали о чудовищных делах, творящихся на шабашах. Тысячи бесов бродили вокруг человека, пользуясь любым случаем, чтобы проникнуть в его тело и душу при помощи всяческих соблазнов, обманов и ухищрений. Памятуя, что женщина есть «врата, раскрытые в пропасти адовы», инквизиция начала преследование ведьм. Ученые монахи, обезумевшие от богословских измышлений и мистических ужасов, писали руководства по борьбе с ведьмами, с изощренностью опытных палачей изобретая способы дознаний и пыток. По всей Европе мучили, сжигали и топили. Опустошались целые округа. За три столетия было замучено и истреблено около девяти миллионов женщин. Преследование ведьм лучше всего демонстрировало ужасы средневековой религии и правосудия, и представить себе XV век без ведовского процесса казалось невозможным.
Так возникает образ Эсмеральды – воплощение жизни, радости и красоты, раздавленной средневековым суеверием. Действительно, судопроизводство, чиновники, монахи и палачи в этом процессе обнаружили свою сущность в полной мере. Средневековый аскет, разочаровавшийся в религии, влюбленный в цыганку и посылающий ее на казнь, – такой сюжет казался Гюго не столько «живописным», сколько типичным для средневековья: он великолепно воплощал психологические и идеологические конфликты переломной эпохи. Эсмеральда и Квазимодо, два демократических персонажа, противопоставлены официальной Церкви и официальному обществу, как нравственное начало, живущее в народе. Это закон не только жанра, но и исторического познания: динамику эпохи нельзя было показать без элементов будущего, без той человечности, которая придает смысл историческому существованию народа.
Так общее понятие средневековья, разработанное либеральными историками эпохи, развивается в картину, в систему образов, в сюжет, богатый событиями и людьми. Воображение, создававшее этот роман, работало в полном контакте с современной наукой и логикой.
В «Соборе Парижской Богоматери» почти исчез исторический сюжет, бывший необходимым признаком жанра на первых этапах его развития. Исторического стержня нет даже в самом раннем плане романа, построенном вокруг процесса ведьмы. На титульном листе указана дата действия, 1482 год, – прибытие в Париж фламандского посольства для заключения брака дофина с Маргаритой Фландрской. Но это обстоятельство не оказало никакого влияния на действие: сюжет определен не историческими событиями, а внутренними законами эпохи.
Отсутствие исторического события искупается необычайным богатством «нравов». Они свидетельствуют о нравственных возможностях народа и о политических возможностях государства. Вместе с тем они определяют проблематику эпохи и ее положение в цепи веков: это результат предыдущего исторического развития и опорная точка дальнейшего движения.
Именно в нравах, по мнению Гюго, обнаруживается историческая специфика эпохи. Поэтому он с особенной тщательностью описывает все это своеобразие обычаев, традиций, обрядов, предрассудков. Суды и казни, народные празднества, состояние науки, ночные обходы патрулей, орды нищих на улицах, комната Людовика XI в Бастилии, расходы королевского двора и аллегории моралите – эта нарочитая точность и беспощадно яркий колорит, эта антикварность описаний, намеренно оставляющая на предметах вековую пыль, чтобы показать их доподлинную древность, создают то историческое правдоподобие, которое не совсем совпадает с правдой, но является ее необходимым условием. Вымышленные события на фоне тщательно воспроизведенных нравов – такова особенность романа, имевшая под собой глубокие эстетические основания.