История зарубежной литературы XVII―XVIII вв.

Отцовских чувств сердечное волненье!
Найти через пятнадцать лет детей,
Прижать их к сердцу, знать, что в смертный час
Они тебя утешат, — о блаженство!
Но если… должно родину предать
Или своей рукой детей убить…
То мой ответ тебе уже известен.
Прощай.

Тогда Магомет приводит в исполнение свой преступный план: Сеид, сын Сафира, должен убить отца по приказу Магомета. Сеид колеблется, ему симпатичен благородный старик, покоряющий чистые сердца своей искренностью и добротой. Прибегают к влиянию Пальмиры, и во имя любви к ней решается он убить неузнанного отца. Пальмира, обманутая Магометом, сама толкает брата на страшное преступление, становясь участницей отцеубийства. Все выясняется. Истекающий кровью старик обнимает детей. Сеид отравлен Магометом, для которого он теперь помеха. Магомет питает преступную страсть к прекрасной Пальмире и торопится сделать ее своей наложницей. «В мои объятия пусть через прах неведомой родни придет она». Но узнавшая страшную правду Пальмира проклинает пророка, которому недавно так горячо и трепетно поклонялась, и закалывает себя мечом. Магомет, гонимый страхом разоблачения и казни, на трупах обманутых им людей воздвиг себе трон, но счастья не обрел. Таков финал трагедии. Рупором своих идей Вольтер делает в трагедии Сафира. Сафир проповедует терпимость, любовь к человеку. Он предан родине и своему народу, он трогательно скорбит об утрате детей. Весь его облик овеян теплотой и сочувствием автора. Сафир высказывает мысли о равенстве людей, подобные тем, какие изложены в «Философском словаре» Вольтера.

Все смертные равны. И не рожденьем,
А доблестями различаем их.

Вольтер сохраняет некоторое историческое правдоподобие. Магомет — человек из народа. Он, бесспорно, талантлив.

Не предкам, а себе обязан славой он
И будет на земле властителем единым.

Как вспоминает Талейран, когда в театре в Эрфурте в 1805 г. при встрече двух императоров, Александра I и Наполеона, произнесли актеры эти стихи, взоры всего зрительного зала обратились к ложе, где сидел Наполеон.

Наполеон отличал эту пьесу Вольтера. Он даже предлагал сделать в ней ряд переделок, убрать некоторые сцены, ввести новые и часто о ней говорил.

«Достоинства, которыми полон этот шедевр Вольтера, выдвигают пьесу на первое место и делают ее украшением нашей сцены», — говорил Наполеон. Но… и целый ряд серьезных возражений следовал за этой хвалебной тирадой.

Наполеона, видимо, волновал исторический образ Магомета. В его глазах это был человек редчайших качеств. «Вольтер исказил в этой пьесе историю и сердце человеческое. Он проституировал великий характер Магомета в низких интригах. Он заставил этого великого человека, изменившего лицо мира, действовать подобно гнусному бандиту, достойному виселицы. Люди, меняющие облик вселенной, никогда не занимаются личностями правителей. Они имеют дело с массами. Способ достижения власти путем интриг дает лишь второстепенный результат. Нужен размах гения, чтобы изменить мир…»

В пьесе Вольтера, развивает свои мысли Наполеон, «любовь Магомета к Пальмире, соседствуя с любовью к ней Сеида, выглядит безвкусицей и производит отталкивающее впечатление, к тому же эта любовь вне строя всей пьесы. Магомет дважды прибегает к яду. Как? Магомет, который поверг старых богов, разрушил храмы идолопоклонников целого полумира, признанный в Константинополе, в Дели, Кипре, в Марокко, достигает всего этого средствами мелких жуликов!.. Надо еще объяснить, как, какими чудесами удалось в такой короткий срок покорить мир за 50―60 лет. И кем же? Кочевниками пустынь, малочисленными, невежественными, не подготовленными к войне, без дисциплины, без системы и против цивилизованного мира, обладавшего богатыми средствами. Фанатизмом этого не объяснишь, да и для него было нужно время, а у Магомета его было всего лишь 13 лет».

Критика была бы справедливой, если бы Вольтер ставил перед собой задачу воссоздать исторический облик Магомета. Но он этой задачи не ставил. Он стремился всеми средствами убедить своих читателей, своих зрителей в том, что религиозный фанатизм мерзок и губителен для народа, что любая религия несет в себе зло фанатизма. Магомет был извлечен им из истории только для того, чтобы иллюстрировать эту мысль. Впрочем, представление о трагедии «Магомет» как о пьесе только антицерковной и антирелигиозной вряд ли правомерно. И во всяком случае, не исчерпывает ее содержания.

В пьесе ставится типичная для Просвещения проблема правителя и народа.