История зарубежной литературы XVIII века

Роль эмоционального начала в романах Ричардсона столь велика, что нередко писателя называют отцом европейского сентиментализма. Действительно, автору «Памелы» и «Клариссы» с его мастерством в изображении внутреннего мира простых людей многим обязаны и Стерн, и Руссо, и молодой Гете, и наш Карамзин. Однако творчество Ричардсона не принадлежит к сентиментализму. Он не разделяет сентименталистской критики разума во имя чувства и неизменно призывает подчинять страсти рассудку.

В миросозерцании Ричардсона рационалистические и гуманистические убеждения причудливо переплетались с религиозными. Присущие ему моральный ригоризм, недоверие к чувственным проявлениям человеческой природы объяснялись прежде всего влиянием на него идей пуританизма. Это влияние имело не только негативную сторону. Хотя идеология революционного пуританства середины XVII в. была в целом чужда Ричардсону, что-то от его бунтарского духа живет в лучших творениях романиста, особенно в его «Клариссе». Воспринимая жизнь как духовное «паломничество», исполненное опасностей и тяжких испытаний, автор изображает героиню как подлинную протестантку, во имя своей духовной свободы вступающую в конфликт с обществом и погибающую в неравной борьбе. Тема самоопределения личности, характерная для просветительского романа вообще, трактуется Ричардсоном с таким драматическим пафосом, какой не был свойствен ни одному из его современников и еще недавно казался исключительной прерогативой жанра трагедии.

Ричардсона интересовал не столько социальный, сколько нравственно-психологический аспект бытия. «Клариссе» он предпослал заимствованный у Ювенала эпиграф, имевший для него программное значение: «Если ты хочешь познать нравы человеческого рода, тебе довольно и одного дома». Мир его романов ограничен и социально, и пространственно Однако исключительное внимание Ричардсона к узкой сфере бытия, к господствовавшим в ней представлениям о вере, морали и совести позволило ему в малом мире интимных взаимоотношений героев «Памелы» и «Клариссы» отразить существенные черты и закономерности мира большого, а пристальное изучение духовной жизни личности во всей ее сложности и богатстве сделало возможным такое погружение его в «складки сердца» человеческого, какое Филдингу и Смоллетту, решавшим иные, более широкие нравственные, философские и социальные задачи, оказалось недоступным.

К концу XVIII в. все три романа Ричардсона были переведены на большинство европейских языков, в том числе и на русский. Особенно высоко его творчество оценили французские просветители. Дидро в восторженной «Похвале Ричардсону» (1762) прославлял его как непревзойденного мастера психологического анализа и предсказывал, что им будут восхищаться вечно. Пророчество Дидро, однако, не оправдалось: традиции ричардсоновского психологизма были подхвачены и углублены писателями-сентименталистами, вошли в плоть и кровь европейской литературы и очень скоро перестали восприниматься как последнее слово естественности и жизненной достоверности. Уже к началу XIX в. слава Ричардсона заметно потускнела. Бернсу, Байрону, Пушкину его произведения казались нравоучительными и скучными. И все же Пушкин недаром столь часто ссылается на «славные романы» Ричардсона в «Евгении Онегине»: вечно юный образ пушкинской Татьяны, для которой создатель «Клариссы» был одним из «возлюбленных творцов», служит живым памятником воздействия Ричардсона на культурную жизнь русского общества.

Филдинг и Смоллетт ставили в своих романах иные цели: создать целостную, многостороннюю панораму современности, охватывающую низшие классы, события частной и государственной жизни, а главное — человеческую природу во всех ее проявлениях, от обычных и мелких до возвышенных и неожиданных. Творчество Ричардсона, Филдинга, Смоллетта знаменует новый этап в развитии романа, положивший начало более глубокому пониманию личности и реалистическому изображению ее силы и слабости, ее разнообразных связей с действительностью.

Генри Филдинг (Henry Fielding, 1707–1754) вместе со Свифтом стоит в первых рядах английских просветителей, не удовлетворенных социальными результатами компромисса 1689 г., с гневом и возмущением описывавших царство всеобщей продажности.

На формирование критических позиций Филдинга значительное влияние оказали Локк и Шефтсбери. Следуя сенсуалистическому учению Локка о воздействии окружающего мира на человека, разделяя веру Шефтсбери в изначально добрую его природу, Филдинг, однако, вслед за Свифтом и Мандевилем ясно видит, к какой деградации приходит личность под влиянием порочной общественной среды. «Человеческая природа, — говорит он, — далека от того, чтобы быть дурной по своему существу… Скверное воспитание, скверные привычки и нравы развращают ее и толкают без оглядки к пороку. Правители мира сего и, боюсь, священники, ответственны за это зло».