История зарубежной литературы XVIII века

При явной симпатии автора к герою он очень мало идеализирует его. По молодости и пылкости нрава Том не раз оступается на своем пути и увлекается красотками сомнительной нравственности. Несмотря на ряд неприглядных похождений Джонса, история их не становится традиционной историей плута. Филдинг придает ему черты благородства, близкие Дон Кихоту, «в манере Сервантеса», и даже дает ему в спутники своего Санчо Пансу — брадобрея Партриджа. Сожалея о своих заблуждениях, Том всякий раз вновь пускается в путь, протягивая руку помощи слабым и беззащитным. В свою очередь его и Софию, как и других героев, милых писателю, из беды, в которую повергли их знатные и могущественные враги, часто выручают простые люди — солдаты, почтальоны, служанки, обездоленные вдовы.

Тому и Софии в романе противопоставлен Блайфил, злобный и коварный сводный брат Тома, бесчестность и жадность которого скрыты за корректностью столь неукоснительной, что даже лжет он, не произнося ни одного слова неправды. Столь же непривлекательна и мать Блайфила, святоша и ханжа. Писатель осуждает и осмеивает не рождение у нее до замужества незаконного ребенка, но ярость, с которой она набрасывается на других нарушительниц строгих правил девичьего целомудрия. Противопоставление внешней добродетели внутренней испорченности составляет, по Филдингу, источник комического в жизни, а следовательно, и в искусстве. Главный конфликт романа определяется столкновением доброго начала, торжествующего в душе легкомысленного Тома, с началом злым, скрывающимся за безукоризненным поведением рассудительного Блайфила. Лицемерие осмысляется писателем как важнейший объект сатиры, как удобный покров для слабостей, вслух осуждаемых: «порок прячется за видимостью противоположной ему добродетели». Филдинг неутомимо разоблачает созданную Тартюфами систему фальшивых моральных претензий, посредством которых знать и богачи пытаются оправдать свое материальное и социальное превосходство.

В «Томе Джонсе» сосредоточены серьезные нравственные конфликты и контрасты; в нем, соответственно, соединяются патетика, чувствительность, ирония, сарказм и веселый смех. Широта поэтического зрения позволила Филдингу населить свою книгу представителями всех сословий, великим множеством персонажей, одновременно типических и вполне индивидуальных. Небывалое дотоле богатство жизни, представленной автором в книге, смелость, откровенность и жизнерадостность описаний выводят ее за пределы рационалистической схемы просветительского романа. В этом сказывается сенсуализм Филдинга, унаследованный от учителя всех просветителей Джона Локка. Изображая своих героев, он создает единство их духовного и физического облика. Так возникают привлекательные, внешне и внутренне, портреты Тома и Софии и отталкивающие, карикатурные образы Блайфила и его матери, с которой, по словам Филдинга, читатель мог бы встретиться на картине Хогарта. Однако гротескные портреты у романиста нередко обогащаются многочисленными оттенками. Так, в облике отца Софии, Уэстерна, неотесанного, грубого человека, сочетаются нежный отец и злой тиран, неправедный судья и рачительный хозяин.

Увлекательный, бурно развивающийся сюжет, стройность композиции, основанной на тщательном отборе эпизодов, в которых проявляются основные черты героев и времени, твердая вера в человека — «лучшую тему для романиста», пестрая череда юмористических и сатирических персонажей, искрящееся остроумие — все это приобщает «Тома Джонса» к высшим достижениям просветительского реализма.

Совсем другим по тематике, стилю, настроению был последний роман Филдинга «Амелия» (1751). Описание беспросветной бедности и бесправия низших классов сменяется обличением пагубной власти богатых и титулованных, безнаказанности высших кругов, их презрения к общественному благополучию. Герои романа — мягкосердечный, но слабый капитан Бут и его верная Амелия, «лучшая из женщин», только по счастливой, и, надо сказать, неправдоподобно счастливой, случайности избегли нищеты и отчаяния, к которым неминуемо влекла их вся логика печального пути людей бедных, вооруженных для жизненной борьбы одним благородством.

Еще более, чем предыдущие романы, «Амелия» посвящается «разоблачению тех из вопиющих злоупотреблений общественной и частной жизни, которые в настоящее время позорят всю страну». Доброе начало здесь еще более отчетливо, чем раньше, олицетворено в простых людях, наглая жестокость — в знатных и могущественных. Писатель не верит в их способность смягчить страдания народа и не разделяет иллюзий Монтескьё и Вольтера относительно английской конституции, «с мудростью которой не может якобы сравниться мудрость всех мудрых людей на свете». Чем помогает она стране, где патриотами называют себя те, кто успешно наживается за счет родины, где богатый лжесвидетель разгуливает на свободе, в то время как в заключении томятся нищая девушка и ее старик отец — она за то, что украла хлеб, он за то, что съел его?