Читаем История зеркала полностью

Дрожащие и колеблющиеся отражения зеркал, взбаламученные мутные воды природы, замерзшие и изрезанные трещинами волн, превращаются неспокойной, бурной эпохой, терзаемой кризисами сознания, в некий символ неустойчивости. Зеркала Теофиля де Вио и Сент-Амана, затуманивающие отражения и меняющие местами верх и низ, непостоянное, переменчивое зеркало Серизи, сонет «Зеркало» Этелана, зеркало Серазена наводят на мысли об изменчивой, непостоянной части человека, проявляющей своенравие и своеобразие, они напоминают об изменчивости его страстей и желаний. Этелан, обращаясь к зеркалу, говорит: «Блестящий художник, владеющий неподражаемым искусством! Ты безо всяких усилий творишь чудеса, создавая зыбкое, непостоянное творение, но никогда не бывающее полностью сходным»12. Современники Этелана полагали, что человеческое существование подвергается испытаниям течением времени и переменчивостью условий окружающего мира. «Вода, совершая свой бег и ускользая вдаль, показывает нам нашу склонную к бегству ускользающую природу»13. Субъект смиряется с эфемерностью, с мимолетностью и недолговечностью и безропотностью подчиняется им, он примиряется и с разрозненностью углов и точек зрения, с виртуальностью вещей и явлений, и в конце концов находит удовольствие в любовании миражами, созданными гладкими блестящими поверхностями, отказывающимися «схватить» сущность вещей и явлений и зафиксировать ее.

В этом мире противоречий и оптических иллюзий или изображений, создающих иллюзию реальности, в мире, чья «гармония заключается в дисгармонии», движущие силы и побудительные причины, заставляющие человека предпринимать те или иные действия, сложны, причудливы и недостижимы. Рассудок утрачивает свою силу и власть под воздействием желаний и чувств. Страсть — это всегда воздействие чего-то чужеродного и странного, и одновременно страсть — это кровавое зеркало, обладающее способностью все искажать и совершать всяческие превращения, и это зеркало нарушает правила перспективы, вносит разлад, приводит в беспорядок точки и углы зрения; и субъект уже не знает, ни кто он такой, ни где он находится. История Актеона, столь часто пересказываемая моралистами, повествует и о внезапном искажении черт человеческого лица, отразившегося в «катоптрической призме сильнейшего желания». «Чья-то неведомая рука коснулась его лица и изменила его черты, затмила его разум и наполнила облаками…»; когда же Актеон увидел свое отражение в реке, он был напуган диким видом… он принял себя за другого и не смог бы верно судить, откуда, из каких краев явилось сие странное, чуждое чудовище»14. Проточная вода на краткий миг запечатлевает изумление и ужас, испытываемые Актеоном, но он себя не узнает, ибо разум его дрогнул и померк от ослепительного блеска увиденной мельком странности и чужеродности.

Маньеризм находит огромное удовольствие, даже наслаждение в изображении очков, подзорных труб, телескопов, призм, кривых зеркал, уменьшающих или увеличивающих размеры предметов, а также деформирующих их, короче говоря в изображении всей этой «оптической машинерии»15, назначение коей состоит в том, чтобы искажать размеры и расстояния, изменять плоскости, масштабы и планы «машинерии», позволяющей, однако, перемещаться в пространстве, невзирая на странности и противоречия мира. Герой произведения Яна Амоса Коменского носит особые очки для того, чтобы исследовать «лабиринт вселенной» и разгадывать его тайны подобно тому, как примерно такие же очки носит и герой Бальтазара Грасмана для того, чтобы увидеть обратную сторону обманчивой реальности16. Стекло, являясь неким фактором, способствующим проявлению всяческих неожиданных явлений, а также будучи своеобразным инструментом двойной игры, т. е. орудием обмана, в каком-то смысле и «дестабилизирует» взгляд, вводя его в заблуждение, но в то же время оно представляет собой тот «защитный экран», тот щит, который хотя и не позволяет человеку достичь объективной истины, все же помогает меланхолически настроенному путнику-паломнику путешествовать в мире видимостей, служа ему проводником.

2. ЗЕРКАЛО-ПОСРЕДНИК

Зеркало — глаз, или восстановленное отражение

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное