История зеркала

Сила желания и очарования, коими наделен другой человек, могут «привнести беспорядок» на поле восприятия и лишить субъекта способности быть существом, наделенным сознанием, осуществляющим процесс самонаблюдения и самоанализа. Для Сева его прекрасная дама — это «смертоносное зеркало моей умирающей жизни»²², от которого он не может отвести глаз. Четыреста лет спустя Арагон, обезумевший от любви к Эльзе, при описании испытываемых им мучений тоже прибег к образу зеркала: «Я — тот несчастный, которого можно сравнить с зеркалами, способными отражать, но неспособными видеть…»²³

Что касается Сева, то он не перестает видеть, ибо если сердце мужчины служит даме зеркалом, то желание представляет собой зеркало сердца. Это желание — зеркало, которое отражает Делию, остается принадлежать поэту, и оно всегда готово снова начать действовать под воздействием памяти или воображения и находить необходимую для питания пищу в письме. По мере того как исчезает воспоминание, недосягаемая дама становится отображением мыслей поэта, некой его проекцией, фантазмом, несколько поблекшим изображением ее, реальной, изображением чуть обедненным, лишенным ее реальной силы, но одновременно и лишенным ее грубой и опасной несхожести, инакости. Для Сева Делия одновременно и женщина, и поэзия, желание, испытываемое к другому, и желание, испытываемое по отношению к самому себе, и поэзия предлагает свои «зеркальные хитрости»: анаграммы, антонимы, метафоры — при помощи коих поэт может заставить возродиться женщину²⁴. Однако трансфер, т. е. переход к поэтическому акту сотворения не удовлетворит в точности или полности желание, ведь при этом желание как бы отклоняется в сторону, оно есть непременное условие существования сна или мечты. Изображение прекрасной дамы приобретает некую форму только тогда, когда влюбленный, ставший жертвой наваждения, жертвой своей одержимости утрачивает интерес к настоящему, что обычно случается при отсутствии (физическом) любимой; рефлективное сознание, т. е. сознание, способное к самонаблюдению и самоанализу, не будучи более пленником реальности, становится пленником его мыслей и его желаний, и субъект создает изображение, которое он желает видеть, подобно тому, как зеркало порождает огонь, отражая горячие лучи солнца; и потому зеркало «действенного желания» превращается в волшебное зеркало. Эта тема присутствует и звучит уже в средневековой поэзии, например у Фруассара, который дарит влюбленному особое зеркало, представляющее собой кладезь всех возможных изображений и образов, а затем эта тема получает развитие и проходит красной нитью сквозь века по всей «любовной литературе»²⁵.

Игры зеркала и любви

Зеркало осуществляет свою посредническую функцию между реальностью и мечтой или сном. Оно предоставляет для встречи с другим некое виртуальное пространство, мнимое, вымышленное, на котором разыгрываются действия какого-то воображаемого сценария. Это может быть зеркало человека, робкого или любящего подсматривать, или даже шпиона, короче говоря, одного из тех, кто при помощи зеркала искоса и украдкой высматривает и выведывает какой-то секрет, «для него не предназначенный»; «фронтальная» встреча, т. е. встреча лицом к лицу нежелательна, от нее старательно уклоняются, с ней медлят, ее откладывают, оттягивают, в то время как зеркало освобождает некие возможности интерпретации (пусть и ограниченные определенными пределами) по отношению к истине, которая не может быть высказана прямо, как говорится, в лоб. Это также может быть вводящее в соблазн, искушающее зеркало катоптрических игр; блестящая, словно источающая свет отражающая поверхность «приручает» то, что можно назвать странным, т. е. смягчает эту странность и преображает всю сцену, придавая ей особое изящество и особую красоту, коими не обладает реальность.