История зеркала

Систематическое изучение изображений зеркал и зеркальных отражений в искусстве XX в. наверняка привело бы исследователя к выводу о том, что особенно часто повторяется образ пустого или разбитого зеркала. При развитии темы мрачного двойника, к разработке которой первыми приступили немецкие романтики, находили выражение такие явления, как раздвоение и распад личности, дробление субъективности, болезненное обострение желаний, перед «лицом» коих реальный мир постепенно утрачивал свое значение, свою надежность и свое правдоподобие. В этом разделенном, раздробленном на части «Я», некто другой, ревнивец или соперник, представлял собой еще одно условие (существования) субъективности, и произведение искусства, «основанное» на факте существования симметричной и блестящей копии, обеспечивало возможность обоюдного, т. е. рефлективного перехода туда и обратно, возможность гармоничного или болезненно-мучительного синтеза противоречивых неосознанных стремлений.

Исследования бессознательного, структуралистская игра, чрезмерное распространение изображений и чрезмерное увлечение образами, которые соотносятся лишь с самими собой, дробление и распад мира, лишенного смысла, — все это постепенно привело к тому, что возникла потребность пересмотреть вопрос о содержании самого понятия «субъект», что повлекло за собой и его расчленение и распад. Не существует более ни автобиографии, ни автопортрета, а есть лишь случайности, раздробленные, распыленные частицы чего-то, что когда-то составляло некое целое, есть анонимность местоимения «On» 3-го лица единственного числа, указывающего на неопределенное лицо или группу лиц, есть некое лопнувшее, расколотое «Я», отлетевшее откуда-то рикошетом. Проход сквозь зеркало в зазеркалье ни к чему и никуда не приводит, мир, находящийся по другую сторону зеркальной поверхности, в конце концов, быть может, есть не что иное, как поддельная, фальшивая копия, сделанная ради надувательства, которая не только повторяет недостатки и пороки реального мира, но еще и навязывает ему свою собственную порочность и несостоятельность, свою нейтральность, свою беспристрастность подобия, видимости, иллюзии, т. е. обмана, так что переход через видимости приводит лишь к тому, что появляются видимости видимостей, и к тому, что мечта и сновидения, оказывается, существуют лишь как выцветшая, обесцвеченная копия реального, тоже весьма и весьма сомнительного мира.

Столь обманчивое, вводящее в заблуждение и приводящее к разочарованию путешествие совершает сюрреалист Жак Риго, восклицающий: «А теперь отражайте зеркала!»³⁶ Его герой, лорд Пэтчог, сомневается в том, что он вообще живет, существует. Только отрицание и полнейшее равнодушие могут служить ему доказательством реальности «Я», лишенного желаний: отражение, с которым он встречается в зеркале, это не он сам, это он, являющийся отражением другого, потому что у него возникает вопрос, «кто же стал глядеть в зеркало первым». Он хочет попасть в зазеркалье, чтобы «приобрести статус» отражения и избавиться от тяжести, от гнета сомнительной, ненадежной, переменчивой реальности. «Тайна моя состоит в следующем: я нахожусь в зазеркалье. Итак, 20 июля 1924 года, в местечке Ойстер-Бей, в доме Сесиль Стюарт я совершил сей удивительный подвиг, чему есть свидетели, я слегка разбежался и, пробив головой зеркало, прошел сквозь него: это было легко и волшебно; на лбу осталась небольшая царапина, почти незаметная неизбежная ранка…» А далее следует первая ироничная констатация факта этого чудесного путешествия: «Обратная сторона стоит того места, откуда я ушел». Переход происходит легко, потому что он не «содержит» в себе ни нарушений, ни запретов, ни запретного; нет никакого чудесного мира, который мог бы пробудить созидательное воображение; нет более никакого «Я», связанного со сновидениями или бредом, как нет и никакого объективного «Я»; внешнее и внутреннее взаимозаменяемы и лишают всякого смысла любое усилие, направленное на самонаблюдение и самоанализ, лишают смысла и всякое желание перемен, изменений и попыток бегства. Субъект становится объектом, объект — субъектом. Переход сквозь зеркало похож на самоубийство, столь безболезненное и приятное, что оно доставляет радость, на самоубийство, лишенное налета трагедийности… ведь рана почти незаметна, неизбежна и фатальна.