Читаем История зеркала полностью

Общеизвестно, как трудно при проведении исторического исследования собрать материал о чувствах, об ощущениях, о восприятии тех или иных явлений, о нюансах чувствительности, свойственных различным периодам далекого прошлого, как трудно трактовать все то, что имеет отношение к тому «равновесию чувств», о котором говорит Ален Корбен4, т. е. к той области, чьи следы обычно исчезают так быстро, что на них можно наткнуться лишь случайно. Но найти, зафиксировать «местоположение» и истолковать их необходимо. Такого рода свидетельства следует поместить в определенную систему координат, чтобы увидеть некую перспективу в системе восприятий и в системе представлений о мире — системах, претерпевших столь значительные изменения во времени. Первое затруднение при сборе материала и его истолковании связано с тем, что данные, полученные из «объективных» источников (счетов и отчетов, хранящихся в королевских архивах, посмертных описей имущества, брачных контрактов, частных писем, мемуаров), затрагивают прежде всего сферу существования королевского двора и жизни городского населения «в ущерб» сфере существования сельского населения. Трудности иного рода связаны с многозначностью самого слова «зеркало», ведь семантическое поле этого слова во всем многообразии покрывает огромное «пространство», включая противоположные «полюса» от мифа до описания «Я», от символа до буквально «вещного предмета»; к тому же иногда различные значения этого слова склонны к взаимопроникновению и взаимовлиянию; слово «зеркало» принадлежит прежде всего к словнику языка мистики и дает повод к возникновению длительного нравственного спора, в ходе которого возникают многочисленные вехи на пути осознания и признания существования права смотреть на самого себя и видеть самого себя, а также происходит диалектическое развитие полного противоречий сосуществования двух явлений и двух понятий: сущности и видимости; и только впоследствии, сравнительно поздно и лишь в виде разрозненных и случайных упоминаний зеркало начинает появляться в автобиографических свидетельствах как важная составляющая личности.

Трудности «третьего» рода связаны с тем, что историческое исследование нуждается в результатах наблюдений, проводимых пристальным взором писателя, и в данном случае следует заметить, что некоторые тревоги и сомнения, связанные с процессом опознания и распознавания, были описаны благодаря интуиции писателя; таким образом область исследования была расширена и включила в себя художественные произведения, т. е. вымышленные повествования, если они в чем-то сближались с чисто научными, медицинскими наблюдениями, при этом, разумеется, учитывался тот факт, что все содержание такого рода «документов» в огромной степени зависит от личной чувствительности автора или от риторики, свойственной определенной эпохе; принимался во внимание и тот факт, что расстояние, разделяющее символические значения слова и реальность его применения на практике, в общении, может быть очень и очень велико; надо признать, что перед лицом великого изобилия таких текстов было очень затруднительно выбрать самые значимые и самые показательные. И наконец, мы должны согласиться с тем, что зеркало наряду с живописью «разделяет» определенные проблемы, связанные с ценностью и качеством изображения, со сходством, с подобием, с видимостью и иллюзией, и все эти сложные проблемы и вопросы опутывают и оплетают тематику взгляда человека на самого себя, опутывают и оплетают преднамеренно, чтобы увлечь ее в бездонную пропасть. Таким образом, следует признать, что всякое исследование зеркала как явления человеческой жизни неразрывно связано с определенными вехами в иконографии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное