История зеркала

Плохая организация торговли сыграла свою отрицательную роль в столь медленном распространении зеркала в провинции. До 1695 г., в эпоху очень ограниченного рынка и чрезвычайно «узкой» клиентуры, зеркальщики закупали стекла в Париже и везли их в провинцию, так что большие транспортные расходы значительно увеличивали цену на конечный товар. После 1695 г. Королевская мануфактура оставила за собой монополию на продажу зеркал в провинции и создала специальные королевские склады в крупных городах, являвшихся центрами больших регионов: Лионе, Лилле, Нанте, Марселе, Монпелье, Ла-Рошели, Бресте, Руане; склады эти находились под строгим контролем генерального контролера финансов. Отполированные и отшлифованные стекла (еще без слоя амальгамы) доставлялись на эти склады из Парижа раз в три месяца в соответствующих сделанным местными ответственными лицами заказам; разные города заказывали неодинаковые количества зеркал: в один и тот же год Лион заказывал их на сумму в 4000 ливров, в то время как Нант — всего на 1500. Если за год концессионер продавал товара на сумму более заранее оговоренной цифры, то он получал щедрые комиссионные; он также сам занимался амальгамированием стекол и имел солидный доход. В первой половине XVIII в. самыми активными по части продаж зеркал были склады в Лионе и Марселе, остальные же кое-как выживали, а некоторые (в Бордо, Руанне, Сен-Мало, Дижоне и Клермоне) просуществовали очень недолго⁴² и были закрыты в связи с убыточностью.

Однако даже в тех случаях, когда торговля в провинции шла успешно, сбыт там никогда не достигал того уровня, что наблюдался в Париже. В 1742 г. в Клермоне некий концессионер сетовал на то, что он на протяжении 3–4 лет прилагал невероятные усилия и в результате сумел продать лишь два десятка зеркал, а потому был вынужден сократить запасы этого товара у себя на складе. Так происходило повсеместно, и клиент, не найдя у местного торговца зеркала нужного размера, предпочитал напрямую обращаться к парижскому зеркальщику, минуя сеть распространителей от Королевской мануфактуры. Случалось и так, что крупный заказ на партию больших зеркал, поступивший от одного клиента, практически опустошал какой-нибудь склад, и остальным клиентам ничего не оставалось, как обращаться в Париж. Если учесть еще и продолжительность сроков поставок (несколько недель), и все более и более яростную конкуренцию со стороны других мастерских, расположенных на периферии (в Руэле в Бургундии и в Сен-Кирене в Лотарингии), то легко можно понять, что склады в провинции часто бывали на грани краха. Усугубляло их плачевное положение и то, что «материнский» торговый дом в Париже избавлялся от своего самого посредственного товара (а на деле — от самого плохого), сплавляя в провинцию стекла с явными дефектами, желтоватого и сероватого оттенка, что влекло за собой недоверие клиентов, затоваривание из-за отсутствия спроса и необходимость распродаж себе в убыток. Подобным диспропорциям мы обязаны тем, что можем прочитать шутливые куплеты некоего парижского зеркальщика конца XVIII в., которого можно назвать превосходным публицистом: «Почему в Париже люди более вежливы (или лучше «отполированы»), чем в провинции? Да потому, что в провинции зеркала не столь обычное явление, как в Париже…»⁴³

Сдержанная настороженность

А что же деревня? Мечтали ли и там жители посмотреть на свое отражение в зеркале? В сельской общине зеркало всегда считалось предметом подозрительным, т. е. даже вызывающим опасения и внушающим беспокойство, тревогу, страх, ибо было в нем нечто магическое. «Разбилось в доме зеркало — жди беды» — такое поверье бытовало в народе. Человек, ежедневно и ежечасно сталкивающийся с живой природой, вступающий с ней в единоборство, не интересуется какими-то отражениями, которые не являются для него чем-то осязаемым, и он вовсе не жаждет увидеть свою физиономию, худую, с резкими чертами, иссушенную солнцем и тяжким трудом. Торгующий вразнос всякой всячиной купец, разъезжающий по деревням, а то и бредущий по проселочным дорогам пешком, продает ему маленькие металлические зеркала, а иногда привозит и стеклянные, и крестьянин вешает эти вещицы в большой общей комнате жилища, поближе к окну; перед ними приводят себя в порядок крестьянская жена и дочери, а потому в пословицах зеркало выступает в качестве атрибута такого порока, как кокетство, возбуждая те же подозрения, что и слишком яркая красота лица и тела. Однако зеркало преподносят любящие родители любимой дочери, выдавая ее замуж, в надежде, что оно поможет сохранить ей свежее и милое личико, которое будет удерживать мужа в семье, у очага. В зажиточных крестьянских семьях приданое для дочери готовили заранее, зеркало покупали для этой цели специально, и на рамке или сзади выцарапывали девичью фамилию новобрачной и дату вступления в брак.