История зеркала

Зеркало не содействует интроверсии, т. е. сосредоточению на самом себе, самонаблюдению и самоанализу, напротив, оно всячески благоприятствует соперничеству, обмену взглядами и жестами, здесь каждый любит ближнего, ибо сходство порождает благорасположение. Искусство быть приятным и любезным, искусство создавать видимость представляет собой тот ощутимый «резонанс», то реверсивное (т. е. обратимое, двустороннее) эхо, что исходит и «отскакивает» от одного и от другого члена общества и дает толчок к установлению согласия между двумя людьми и к их взаимопониманию. Каждый смотрит на свое отражение в зеркалах, в качестве которых выступают другие члены общества, и каждый либо любуется своим отражением, либо остается им недоволен. Общественное согласие не могло бы иметь место и не могло бы существовать без этой обоюдной взаимной любезности, без этой взаимной снисходительности, без этого взаимного любования, т. е. без того источника, из коего питается коллективный нарциссизм; вежливость, выражающаяся в соблюдении приличий и в рассыпании комплиментов (и ярый моралист сетует по этому поводу) зиждется на обходительности и «позволяет» воображать себя любимым и уважаемым, а соответственно и достойным любви и уважения³⁴.

Держа в руке это разлюбезное зеркало, порядочный человек рискует отождествить себя с льстецом. Лесть, представляющая собой своеобразный вид отражения, очень часто тесно связывается с зеркалом и приравнивается к нему, ему уподобляется. «Я лыцу королям не более, чем лыцу пастухам. Я служу тому, чтобы исправлять недостатки других, не зная их. Я ничего не говорю, но я даю советы. Часто, когда я сообщаю истину, мне не верят; зато когда я льщу, мне верят всегда»³⁵. Разумеется, лесть есть всего лишь обманчивая иллюзия, связанная с тщеславием, но человек скорее предпочитает нравиться другим членам общества, чем покинуть подмостки общественного театра. Истинный грех Нарцисса состоит в том, что он отдал предпочтение своему своеобразию, своей особенности и упорно за нее цеплялся. Отвергая общественную мимикрию, требующую точного подражания другим, Нарцисс испортил общественный праздник, нарушив порядок и спокойствие, и его «деятельность» оказалась более разрушительной, чем «деятельность» льстецов, ибо считалось, что «льстить самому себе куда опаснее, чем льстить другим»³⁶. Зеркало, вместо того чтобы представить его взору чистоту и ясность взаимной симпатии, представляет его взору мрачного двойника или мрачную копию желаний и влечений одинокого человека; и Нарцисс оказывается в своего рода стерильной камере самоизоляции, самозаточения в соответствии с идеями солипсизма; блестящей иллюстрацией такой камеры может служить картина Караваджо, на которой руки Нарцисса и их отражение образуют безупречный круг, исключающий весь окружающий мир.

От зеркала к искусству портрета

В обществе отражений, в обществе подражания, где всякое особое, личное проявление чувств и особое выражение лица кажутся подозрительными, человеческое «Я» для того, чтобы существовать, нуждается в том, чтобы его повторяло и множило некое «эхо». Такую роль играют нарисованный портрет и портрет литературный, служа продолжением функции зеркала и продлевая удовольствие от самолюбования. У зеркала и живописи — одна цель, а именно повысить цену, придать большее значение, возвысить образ изображаемого, а потому любовник, желающий понравиться своей даме, дарит ей небольшой портрет в виде медальона, либо зеркальце, вделанное в медальон, не делая между ними различий.

Искусство нарисованного портрета получает развитие в XVII в. и достигает все больших и больших успехов; прежде чем уловить черты сходства и своеобразия, оно ищет знаки включения в общество, оно ищет знаки социальной интеграции. Костюм, поза, даже выражение лица являются признаками принадлежности к определенной социальной группе. В маленькой новелле Шарля Сореля «Остров портретной живописи» в шутливой форме описаны странные просьбы, с которыми обращались к портретисту «бесчисленные кандидаты» на роль объекта изображения, и просьбы эти были как бы рассортированы в соответствии с их причудливыми прихотями, порожденными воображением. «Все хотели, чтобы на портрете они были изображены такими, какими они казались или хотели казаться, а не такими, какими они были»³⁷. Портрет — особенно подходящее «место» для лести, «обманчивая поверхность», как говорит Николь, на которой личное, интимное, сокровенное «Я» исчезает под покровом тщеславия человека общественного.