Читаем История зеркала полностью

Зарождение в XVIII в. идеологии эгалитарности, т. е. по сути идеологии всеобщего равенства, тоже будет в каком-то смысле связано с утопией транспарентности, т. е. прозрачности, но в противоположность «великому веку», речь пойдет о прозрачности сердец, а не о прозрачности видимости и внешнего вида. Философия эпохи Просвещения верует в человека, она испытывает отвращение к маскам, вернее, единственная маска, которую она допускает, это маска искренности и чистосердечия; дистанция, которую устанавливает любезность, именуемая Руссо не иначе как «единообразной и коварной вуалью», только затеняет суть человеческих взаимоотношений; Паскаль и Ларошфуко признают, что, «покрывая» и «скрывая» себялюбие, от него вовсе не избавлялись и не освобождались.

Тоскуя о существовании таких связей между людьми и такого общения, при которых он мог бы осмелиться проявлять себя таким, каков он есть, Руссо мечтал сделать «свое сердце прозрачным как хрусталь»43, возлагая свои надежды на равенство при заключении общественного договора, которое «пригвоздило» бы, т. е. осудило бы себялюбие.

Зеркало превращается тогда в некую печать, скрепляющую человеческое сообщество, в некий отличительный знак этого сообщества; оно выявляет и подчеркивает существующие в обществе связи сходства и подобия. Знаменитая басня Флориана «Дитя и зеркало» четко, ясно и недвусмысленно выражает эту взаимосвязь; ребенку, топающему ножками от злости, его мать говорит, подводя его к зеркалу: «Разве бы ты сам не начал корчить рожи тому мальчишке, что так раздосадовал тебя? Да, посмотри-ка на него сейчас, когда ты улыбаешься, и он улыбается, ты протягиваешь к нему ручки, и он делает то же самое. Ты больше не злишься, и он тоже. Здесь ты видишь символ общества. Сделанное нами добро и причиненное зло возвращаются к нам». В людях пробуждается нравственное чувство, и пробуждают его добрые примеры. Око абсолютной власти уступает место всевидящему общественному организму, некой социальной корпорации, которую объединяет факт принятия одних и тех же условностей и факт заключения общественного договора; являясь конечной нравственной целью при достижении общности интересов и взаимозависимости, общественный договор, главными пунктами коего числятся равенство и братство, в каком-то смысле оправдывает мимикрию, т. е. подражание и имитацию, доказывая невинность этих деяний. Разумеется, всегда существуют те, кто подражает, и те, кому подражают, но первые могут питать надежду когда-нибудь стать вторыми. В конце XVIII в. происходит быстрый рост количества как трактатов по соблюдению приличий, так и зеркал, при помощи коих каждый мог научиться понимать жесты и действия других, увеличить свою приспособляемость к жизни в обществе, свое соответствие этому обществу и свое сходство с другими его членами, свою способность жить в обществе, возведенную в добродетель.

Зеркало, появившееся в гуще жизни королевского двора для того, чтобы храбрый рыцарь мог выучить правила приличий, способствовало появлению понятия «честного, порядочного человека» и повышению роли этого «порядочного человека» в обществе, придающего этому обществу некий блеск. Прежде всего зеркало выступало в качестве орудия общественной иерархии и инструмента сохранения аристократического идеала, затем, став предметом обычным, самым заурядным, оно превратилось в символ равенства между людьми, и его функция несколько изменилась, потому что оно превратилось в орудие повышения нравственности и исправления нравов, путем замены в своих нравоучениях призывов к благопристойности на призывы к исполнению долга и на примеры проявления добродетелей; при помощи сего инструмента каждый мог обучаться истинной порядочности. Распространение зеркал в широких массах и реверсивность, т. е. обратимость отражений, возвещают о «пришествии» буржуазного демократического общества.

Такие качества, как способность жить в обществе и устанавливать и поддерживать связи с другими людьми, будут развиваться и станут в свой черед питать некую нарциссическую потребность в узнавании, в признании и в благодарности, а также станут способствовать тому, что при восприятии зеркального изображения будут происходить большие затраты психической энергии. Осознание и освоение такого явления, как отражение, представляет собой всего лишь первый этап культурной революции, касающейся отношений, установившихся между человеком и его изображением. Сначала появятся умельцы, ловко вырезающие силуэты из бумаги, затем — дагерротиписты, потребность обладать своим изображением будет ощущаться все острее, и право на обладание своим портретом будет внесено в качестве одного из пунктов в список прав человека, оно будет признано в качестве важного свойства зарождения личности. Триумф фотографии пятьдесят лет спустя завершит процесс «демократизации нарциссизма».

Глава III ПРИСТАЛЬНО СМОТРЕТЬ НА СВОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ, ЧТОБЫ РАЗГЛЯДЕТЬ СЕБЯ

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное