История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

— Договорились, — сказал я, полагая, что кольцо стоит меньше, чем табакерка, хотя для меня оно стоило, на самом деле, больше. Донна Лукреция не захотела прислушиваться к доводам разума. Она положила табакерку в карман, и отдала мне кольцо, которое я положил в свой, потому что оно было мне слишком узко. Но тут вдруг все призывают нас к молчанию. Жених Анжелики достает из кармана сонет, плод его гения, который он сочинил в мою честь и славу, и хочет его прочесть. Все аплодируют, я должен поблагодарить его, принять сонет, и предложить ему уместный и своевременный ответ. Предполагается, что я должен попросить времени, чтобы написать ответ, и что мне надо провести с проклятым Аполлоном три часа, которые, на самом деле, были предназначены для любви. После кофе и рассчитавшись с хозяином, все отправились расслабиться на виллу, если не ошибаюсь, Альдобрандини.

— Скажи-ка мне, обратился я к моей Лукреции, — объясни со всей метафизикой твоей любви, почему мне кажется, что мы с тобой сейчас пойдем и как будто впервые погрузимся в прелести любви. Пойдем поскорее в убежище, где найдем алтарь Венеры, и будем приносить ей жертвы до самой смерти, даже если не увидим змей; и если придет папа со всем своим Священным Синклитом, не двинемся с места. Его Святейшество даст нам свое благословение.

Мы нашли, после нескольких обходов, крытую аллею, довольно длинную, в середине которой имелось помещение, заполненное различными садовыми сиденьями. Одно из них было удивительное. Оно было в форме кровати, но на месте обычного изголовья у него имелось другое, изогнутое углом и продолговатое, но на три четверти ниже, параллельно основному ложу. Мы разглядывали его, смеясь. Это была красноречивая кровать. Сначала мы расположились на ней, проверяя ее возможности. С этой кровати мы наслаждались зрелищем обширной и изолированной площадки, по которой даже кролик не смог бы подкрасться к нам незаметно. Сзади кровати аллея была недоступна, и мы могли видеть оба ее конца направо и налево на равное расстояние. Никто, войдя в аллею, не смог бы добраться до нас, если не бежать, менее чем за четверть часа. Здесь [78], в саду Дукс, я увидел место в таком же стиле, но немецкий садовник не думал о постели. В этом счастливом месте нам не было нужды объяснять свои мысли. Стоя друг против друга, серьезные, не отводя глаз от глаз, мы расшнуровывались, мы расстегивались, наши сердца трепетали, и наши быстрые руки спешили успокоить свое нетерпение. Ни один не медлил, наши объятия раскрылись, чтобы крепче сжать то, чем руки стремились овладеть. Наша первая схватка заставила смеяться прекрасную Лукрецию, которая заверила, что гений, имеющий право сверкать повсюду, никуда не исчез. Мы оба воздали хвалу счастливому свойству малого изголовья. Мы варьировали наши возможности, и они все были счастливые и, несмотря на это, кончались, чтобы уступить место другим. Через два часа, очарованные друг другом, мы оба сказали, нежно переглядываясь, эти слова: Амур, я благодарю тебя. Донна Лукреция, скользнув благодарными глазами по безошибочному признаку моего поражения, смеясь, подарила мне долгий поцелуй; но когда увидела, что она возвращает мне жизнь, воскликнула: — Но довольно, но довольно, — готовая снова торжествовать, — оденемся. Затем мы поспешили прочь, но вместо того, чтобы смотреть друг на друга, мы устремляли глаза на то, что непроницаемые одежды скрывали от нашей ненасытной жадности. Полностью одевшись, мы согласились сделать жертвенное возлияние Амуру, чтобы поблагодарить его за то, что он удалил от нас всех возмутителей его оргии. Нами была выбрана длинная и узкая скамейка, без спинки, подобная спине мула, на которую мы уселись верхом. Борьба началась, и набирала мощный ход; но, предвидя слишком долгий исход и сомнительное возлияние, мы перешли к положению «визави», под сенью ночи, под звуки топота четверки лошадей.

Мы направились, наконец, медленным шагом, в сторону наших экипажей, ведя доверительные беседы насытившихся любовников. Она сказала мне, что ее будущий шурин богат и имеет дом в Тиволи, куда он пригласит нас провести ночь. Она хотела посоветоваться с Амуром, как бы нам провести ее вместе. Наконец она сказала мне, что, к сожалению, церковное дело, которым занимался ее муж, продвигается так удачно, что, она опасается, решение будет получено слишком скоро.

Мы провели два часа, играя фарс, который не смогли завершить. Подойдя к дому, мы вынуждены были спустить паруса. Я бы кончил, если бы не возымел каприз разделить спектакль на два акта. Я вернулся слегка усталый, но прекрасный сон меня полностью восстановил. На завтра я отправился на урок в обычный час.

Бенедикт XIV. Пикник в Тиволи.

Отъезд донны Лукреции. Маркиза Г.

Барбара Далакка. Мое несчастье и отъезд из Рима.