История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

Всякий раз, когда я вспоминаю это происшествие, оно мне кажется выдуманным или сверхъестественным. Это невозможно — сократить время до нуля, потому что все длилось мгновение, а лошади, между тем, были клячи. Нам дважды повезло. Во-первых, ночь была темная, во-вторых — мой ангел была на месте, с которого должна была спускаться первой. Адвокат оказался у двери в тот же момент, как лакей открыл ее. Ничто не восстанавливается так быстро, как женщина, но мужчина! Если бы я находился с другой стороны, мои дела были бы плохи. Она спустилась медленно, и все прошло отлично. Я остался у донны Сесилии до полуночи. Я лег в постель; но как уснуть? У меня в душе полыхало все то пламя, которое слишком малое расстояние от Тестаччио до Рима помешало мне вернуть Солнцу, от которого оно исходило. Оно пожирало мне внутренности. Несчастны те, кто полагает, что наслаждения Венеры — это что-то другое, что не исходит от двух сердец, любящих друг друга, и находящихся в самом полном согласии.

Я поднялся, когда настало время идти на урок. У моего преподавателя иностранного языка была хорошенькая дочь по имени Барбара, которая первые дни, когда я приходил на урок, всегда присутствовала, и несколько раз даже давала мне его сама, еще более правильно, чем отец. Красивый мальчик, который также приходил на урок, был ее любовником, и мне не составило труда это заметить. Этот мальчик часто заходил ко мне и был мне симпатичен своей скромностью. Десятки раз я говорил с ним о Барбарукке, и подтверждая, что он любит ее, он всякий раз менял предмет разговора. Я больше с ним об этом не говорил, но, не видя несколько дней этого мальчика ни у себя, ни у учителя, и не видя также Барбарукки, мне стало любопытно узнать, что случилось, хотя это интересовало меня весьма умеренно. Наконец, выходя как-то с мессы в San Carlo al Corto, я вижу молодого человека. Я подхожу к нему, упрекая в том, что его больше не видно. Он отвечает, что от горя, которое грызет его душу, он потерял голову, что он на краю пропасти, что он в отчаянии. Я вижу его глаза, полные слез, он хочет оставить меня, я его удерживаю, я говорю ему, что он больше не может считать меня среди своих друзей, если не поверит мне свои огорчения. Он останавливается. Он ведет меня внутрь монастыря и там говорит:

— Вот уже шесть месяцев, как я люблю Барбарукку, и три, как я уверен, что любим. Пять дней назад ее отец застал нас в пять часов утра в ситуации, не оставляющей сомнения, что мы состоим в любовной связи. Этот человек вышел, сдержав себя, и в момент, когда я хотел броситься ему в ноги, он проводил меня к двери своего дома, запретив в будущем там появляться. Чудовище, которое нас выдало, была служанка. Я не могу жениться, потому что у меня женатый брат, а мой отец не богат. Я не имею состояния, и у Барбарукки ничего нет. Увы! Вот, я вам доверил все, можете себе представить, в каком она состоянии? Ее отчаяние, должно быть, такое же, как мое, потому что не может быть большего. Нет возможности послать ей письмо, потому что она не выходит даже к мессе. Я несчастный! Что мне делать? Мне остается только плакать, потому что, как человек чести, я не могу быть замешан в этом деле.

Я сказал ему, что в течение пяти дней ее не видел, и, не зная, что сказать, я дал совет, который в таких случаях дают все глупцы: я посоветовал забыть ее. Мы были на набережной Рипетта, и дикие глаза, которыми он уставился на воды Тибра, заставили меня опасаться некоторых роковых последствий его отчаяния, я обещал ему, что поговорю о Барбарукке с его отцом, и что я буду передавать ему новости. Он просил меня не забывать о нем.

Уже четыре дня я не видел донну Лукрецию, несмотря на огонь, который зажгла прогулка в Тестаччио в моей душе. Я опасался доброты отца Жеоржи, и еще больше того, что он решит не давать мне больше советов. Я пошел повидать ее после урока, и нашел одну в ее комнате. Она сказала грустным и нежным голосом, что невозможно, чтобы я за это время не смог с ней повидаться.

— Ах, мой милый друг! Это не недостаток времени мне мешает. Я переживаю за свою любовь до такой степени, что хотел бы умереть, лишь бы не допустить, чтобы о ней узнали. Я подумал пригласить вас всех на обед во Фраскати. Я пошлю за вами фаэтон. Надеюсь, что там мы сможем уединиться.

— Сделайте, сделайте так, я уверена, что они не откажутся.

Через пятнадцать минут пришли все, и я предложил провести вечеринку, все за мой счет, в ближайшее воскресенье — в день святой Урсулы — имя младшей сестры моего ангела. Я пригласил также донну Сесилию и ее сына. Они согласились. Я сказал, что фаэтон будет у их дверей точно в семь часов, и также я в двухместном экипаже.