История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

– Дай бог, чтобы она умерла.

– Что она сделала?

– Она убежала с Эгле, рассыльным графа Даниеля, и мы не знаем, где она.

Пришла его жена, и от этого разговора ее страдание возобновилось и она упала в обморок. Консьерж, увидев мое сочувствие его скорби, сказал, что прошло только восемь дней, как случилось с ними это несчастье.

– Я знаю Эгле, – сказал я. – Это известный мошенник. Он сделал ей предложение?

– Нет, потому что он был уверен, что мы не дадим своего согласия.

– Люси меня удивила.

– Он ее соблазнил, и мы только после ее бегства поняли, откуда взялся ее большой живот.

– И давно они познакомились?

– Она узнала его через месяц после вашего отъезда. Он, должно быть, ее заколдовал, потому что это была голубка, и вы можете, я думаю, это засвидетельствовать.

– И никто не знает, где они?

– Никто. Бог знает, что этот несчастный с ней сделал.

Столь же огорченный, как эти честные люди, я пошел в лес, чтобы переварить мою печаль. Я провел два часа, размышляя о добрых и злых качествах, которые все начинаются с «Если». Если бы я попал туда, как я мог, восемь дней назад, любящая Люси доверила бы мне все, и я бы предотвратил это убийство. Если бы я вел себя с ней, как с Нанетт и Мартон, она бы не ощущала себя в положении изнасилованной, после того, как я ее покинул, и что должно было явиться главной причиной того, что она отдалась желаниям негодяя. Если бы она не узнала меня до курьера, ее еще чистая душа не услышала бы его. Я был в отчаянии, в связи с необходимостью признать себя агентом бесчестного соблазнителя, поработавшим для него:

El fior che sol potea pormi fra dei, Quel fior che iniatto io mi venia serbando Per non turbar, ohimé![33]

Очевидно, если бы я знал, где, возможно, она находится, я бы отправился туда в течение часа. До своего падения Люси казалась мне понятной, я был тщеславен и горд, что имел силу воли оставить ее нетронутой, а теперь раскаивался и стыдился своей глупой бережливости. Я пообещал себе вести себя в дальнейшем более умно в вопросах сбережения. Некоторое время меня мучила мысль, что Люси, находясь в нищете и, возможно, в бесчестии, должна, вспоминая меня, ненавидеть и проклинать меня, как первую причину своих несчастий. Это трагическое событие заставило меня придерживаться новой системы, с которой в дальнейшем я зашел слишком далеко.

Я присоединился к шумной компании в саду, которая меня так развлекла, что за столом я всех веселил. Моя печаль была так велика, что я должен был либо безумно веселиться, либо уехать. Что придало мне сильный толчок, было лицо, а еще более характер, совершенно для меня новый, новобрачной. Ее сестра была красивей ее, но девственницы начали меня тревожить. Я видел от них слишком много хлопот. Эта новобрачная, в возрасте девятнадцати – двадцати лет, привлекала к себе внимание всей компании из-за своих деланных манер. Болтливая, перегруженная максимами, которые она считала необходимым выставлять на парад, благочестивая и влюбленная в мужа, она не скрывала боли, которую он причинял ей, когда показывал себя очарованным ее сестрой, сидевшей за столом визави с ним, и служил ей. Этот муж, легкомысленный человек, который, возможно, очень любил свою жену; но считал правильным тоном показывать безразличие по отношению к ней и, из тщеславия, старался давать ей поводы для ревности. Она, в свою очередь, боясь показаться дурой, не реагировала на них. Добрая компания ее смущала как раз потому, что она хотела показать, что она этим пренебрегает. Когда я изрекал чушь, она слушала внимательно, и, чтобы не сойти за глупую, смеялась не впопад. Она показалась мне, наконец, такой забавной, что я решил взяться за нее.

Мое внимание, мои выходки, мои большие и малые усилия довели до сведения всех не позднее, чем на третий день, что я остановил свой выбор на ней. Муж, который был предупрежден публично, старался казаться бесстрашным, и не обращал внимания, когда ему говорили, что я опасен. Я притворялся скромным, и зачастую беззаботным. Что касается его, то, соответственно его роли, он побуждал меня ухаживать за его женой, которая, в свою очередь, играла, очень плохо, disinvolta[34].