История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

Я вижу эту молодую англичанку, с которой я обедал у Сартори, и перед которой этот барон был столь щедр. Она говорит по-итальянски, у нее есть талант и очарование; мне приятно оказаться с ней, и мы обедаем очень весело. После двух недель диеты неудивительно, что красивая англичанка внушила мне желания, которые я, впрочем, скрыл, потому что ее возлюбленный, который задавал тон, ее уважал. Все, что мне позволено было сделать, это сказать ей, что барон мне кажется самым счастливым из людей. К концу обеда, заметив на камине игральные кости, она живо к ним подходит и говорит:

— Сыграем, кому из нас троих заказывать устриц и шампанское.

Сыграли, платить барону, он звонит, приходит хозяин, и он делает заказ. Поев устриц, она говорит:

— Сыграем, кому из нас троих платить за обед.

Играем, и выпадает на нее. Недовольный, что оказался в положении выигравшего, я предлагаю барону сыграть на две гинеи против меня, надеясь проиграть, но не тут то было — фортуна против него; он проигрывает, я предлагаю ему реванш, он проигрывает, я говорю, что играю до сотни, он согласен, и все время играет, повышая ставки, и в полчаса он должен мне сотню гиней. Он просит меня продолжить, и самым вежливым образом я говорю ему, что у него полоса невезения, и что он может слишком много проиграть, чем мне не хочется воспользоваться. На это возражение он ругается против фортуны и против милосердия, которое я проявляю по отношению к нему; он встает, берет свою трость и говорит, что по своем возвращении он мне заплатит.

Оставшись наедине с красивой англичанкой, я с удивлением слышу от нее, что она была уверена, что я играл в половинном размере с ней.

— Если вы догадывались об этом намерении, вы должны были также догадаться, что я нахожу вас очаровательной.

— Я это также почувствовала…

— И вы этим недовольны?

— Наоборот, если учесть, что я догадалась первая.

— Я предлагаю вам пятьдесят гиней, когда он мне заплатит.

— Да, но он не должен об этом догадаться.

— Он ничего не узнает.

Едва было заключено это соглашение, я убедил ее в реальности моей склонности, очень довольный ее согласием и вполне удовлетворенный этим проблеском фортуны в момент, когда единственно печаль должна была быть моим уделом. Наше дельце было исполнено наспех, потому что дверь была не заперта. У меня хватило времени только, чтобы спросить у нее адрес и ее время, при том, что я должен был проявить большую осторожность в отношении ее любовника, на что она мне ответила только, что он не уделяет ей достаточно много времени, чтобы претендовать на то, что она должна принадлежать только ему. Я положил адрес в карман, пообещав прийти провести с ней ночь завтра.

Барон вернулся как раз в тот момент, когда мы завершили наше соглашение. Он сказал, что ходил к торговцу, чтобы учесть обменный вексель, который он бросил мне на стол, и который тот не захотел разменивать, несмотря на то, что он был подтвержден одним из перворазрядных домов Кадиса, выпущен солидным домом Лиссабона и по его указанию. Он показал мне свой индоссамент, я смотрю на сумму, вижу миллионы и ничего не понимаю; он начинает смеяться и объясняет, что миллионы — это мараведис, которые в пересчете на фунты стерлингов составляют около пяти сотен фунтов. Я говорю, что если подпись плательщиков подтверждаема, удивительно, что ему отказались платить.

— Почему вы не идете к своему банкиру?

— Я ни одного не знаю. Я приехал сюда с тысячей лисбонинов в кармане, которые я проел. Я не беспокоился, имея кредитный вексель. Я не могу вам заплатить, пока мне не учтут этот вексель. Если у вас есть знакомства на бирже, вы могли бы мне в этом помочь.

— Если подпись узнаваема, я помогу вам завтра утром.

— В таком случае, я передаю его вам.

Он помечает на нем свое имя. Я обещаю ему возвратить его вексель либо деньги завтра в полдень; он дает мне свой адрес, просит меня к себе обедать, и мы расстаемся.

На следующий день рано утром я иду к Вантеку, которого нет на месте; я встречаю Босанке, который говорит, что тот понадобился зачем-то г-ну Лейг, и что он сразу к нему пошел; Я иду туда, он мне говорит, что мое кредитное письмо котируется еще лучше, чем банковские билеты; он производит свои вычисления, показывает итог и дает мне пятьсот двадцать гиней и несколько шиллингов, после того, разумеется, что я его индоссирую. Я иду к барону, показываю ему его счет и передаю его деньги в добрых банкнотах. Он благодарит меня, дает мне две банкноты по пятьдесят фунтов, затем мы обедаем, разговариваем о его красотке, я спрашиваю у него, сильно ли он в нее влюблен, и он говорит, что нет, потому что у нее есть и другие. Он даже говорит, что если она мне нравится, мне стоит объясниться.

— За десять гиней вы с ней поужинаете.