История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

Несмотря на все эти глупости, я не был огорчен, что провел шесть часов с этими добрыми созданиями; я обнял их и выехал в ночь. Я остановился в Шантелу, чтобы увидеть памятник великолепия и вкуса герцога де Шуазейль. Я провел там двадцать четыре часа; человек придворного вида, распоряжающийся там, который меня не знал, и к которому я не принес никакого письма, поселил меня в прекрасной комнате, дал мне поужинать и не присел со мной за стол, пока я настойчиво не попросил его; назавтра, за обедом, он был такой же, он провел меня повсюду и, не спрашивая ни разу, кто я такой, приветствовал как принца. Сложилось впечатление, что не было никаких слуг, когда я садился в свою коляску, чтобы ехать. Это была общая дисциплина, направленная на то, чтобы избавить иностранца от мысли дать хоть один луи. Этот прекрасный замок, который стоил герцогу огромные суммы, ни в чем его не обременил, потому что он остался должен все, чего он ему стоил, но это ему было безразлично. Он был враг понятия «твое и мое»; он не платил никому и не заставлял никого, кто ему был должен, ему платить. Он любил давать. Любитель искусств, друг людей таланта и вкуса, он радовался удовольствию быть им полезным и видеть их возле себя, оказывая в благодарность им услуги. Впрочем, он обладал большим умом в обобщениях и в целом, пренебрегая всем, что было деталями, поскольку был лентяй и боготворил удовольствия. Для всего есть время, — была его любимая аксиома. Это он выставил в смешном свете министров, которые объявили не приемными дни поста; так он заставил их жить одинаково во все дни.

В Пуатье две мадемуазели упрекнули меня, когда увидели, что я намерен в семь часов ехать и спать в Вивонне.

— Очень холодно; дорога не из лучших. Вы не курьер, ужинайте здесь, поверьте нам, мы дадим вам превосходную постель, вы выедете завтра.

— Я должен ехать, но если вы хотите ужинать со мной, я останусь.

— Ох, это вам будет стоить слишком дорого.

— Никогда не слишком дорого. Быстрей, решайте.

— Хорошо, мы будем ужинать с вами.

— Велите же подавать три куверта. Я выезжаю через час.

— Через три, пожалуйста, потому что наш дорогой папа сможет нас обслужить только через два часа.

— В таком случае, я не уезжаю; но вы мне составите компанию на всю ночь.

— Если папа на это согласится, мы этого очень хотим, и мы пойдем сказать, чтобы поставили вашу коляску.

Эти юные проказницы, в согласии с их отцом, выдали мне ужин из самых изысканных, с винами, которых не найдешь лучше. Они держали меня за столом до полуночи, склоняя пить и есть, веселые, болтливые, с милыми шутками всегда под рукой, так что я чувствовал себя очень странно в своей сдержанности. Я мог ее отнести только за счет глубины печали, в которую ввергла мою душу смерть Шарлоты, потому что я стал весел, я отдал в глубине души полную справедливость их прелестям, но не почувствовал в себе эту чувствительность, которая воспламеняет, и которой всю мою жизнь я был столь подвержен. Я себя не узнал.

Отец вошел в мою комнату в полночь с веселым видом, спрашивая, доволен ли я ужином.

— Очень доволен, но много больше — компанией. Ваши дочери обе прелесть.

— Я очень рад. Когда вы снова поедете здесь, они будут есть с вами, но не в тот час, когда все должны идти спать.

Я не знаю, оставил ли бы он их мне, но знаю, что я не сделал ему этого предложения, опасаясь быть пойманным на слове. Я не чувствовал себя ни расположенным, ни способным заставить себя испытать радость, достойную заменить мне благородную Шарлотту. Я пожелал им спокойного сна и, полагаю, что даже не поцеловал бы их, если бы отец не внушил мне оказать им эту честь. Я проделал это с жаром, из чистого самолюбия. Они решили, что оставляют меня охваченным желаниями, и я постарался оставить их в этом заблуждении. Когда я остался один, я увидел, что если я не забуду Шарлотту, я — потерянный человек. Я проспал до девяти часов и сказал служанке, что разводила у меня огонь, заказать кофе на троих и лошадей.

Хорошенькие девицы пришли завтракать со мной, и я поблагодарил их за то, что убедили меня остаться. Я попросил карту, и старшая сказала, что счет круглый. Все идет по луи с головы. Я дал три луи, сказав, что у меня три головы. Я выехал, очень довольный, не сочтя это развлечение слишком дорогим. Мне захотелось проехать там еще разок, но оказии больше не представилось.

Я удлинил свое путешествие на два малых лье, чтобы ехать через Ангулем. Я надеялся встретить там Ноэля, повара короля Пруссии, с которым я ужинал три или четыре раза в Берлине у Руфин; но нашел там только его отца, который очень хорошо меня принял, и у которого я получил необычайный опыт изготовления паштетов. Этот человек с очень убедительным красноречием говорил мне, что он берется отправлять паштеты, что я буду заказывать, по всей Европе, прямо на дом персонам, которые я укажу.

— Как? Даже в Венецию, в Лондон, в Варшаву, в Петербург?