Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 полностью

Как-то давали большой смотр инфантерии в двенадцати или четырнадцати верстах от Петербурга; там были императрица и все дамы двора, и первые фавориты; В двух-трех деревнях, соседних с этим местом, были дома, но в таком малом количестве, что было трудно всех разместить; но, тем не менее, я захотел там быть, чтобы порадовать также и Заиру, которой лестно было показаться вместе со мной. Праздник должен был длиться три дня, там были фейерверки, устроенные Мелиссино, мина, которая должна была взрвать форт, и некоторое количество военных эволюций на широкой равнине, которые должны были представить собой очень интересный спектакль. Я явился туда в своем шлафсвагене[17] вместе с Заирой, не сомневаясь в том, что буду иметь помещение, хорошее или дурное, в котором я нуждался. Это было время солнцестояния, ночи не было.

Мы прибыли в восемь часов утра в то место, где в первый день должны были происходить маневры, которые должны были продлиться до полудня, и затем мы остановились у кабака и заказали принести еду в экипаж, потому что дом был настолько полон, что мы не смогли там поместиться. После обеда мой кучер пошел всюду искать пристанища, но ничего не нашел. Я над этим посмеялся и, не желая возвращаться в Петербург, решил расположиться в своем экипаже. Я так провел все три дня, и это сочли превосходным все те, что много потратили, но нашли себе лишь очень дурное пристанище. Мелиссино мне сказал, что императрица нашла мою уловку очень разумной. Мой дом такого рода был передвижным, и я помещался в нем в самых надежных и удобных условиях, в тех местах, куда приходилось перемещаться. Мой экипаж, кроме того, всегда был наготове, чтобы в нем превосходно устроиться с любовницей, потому что это был дормез. У меня единственного на этом зрелище был такой экипаж; мне делали визиты, и Заира блистала, принимая гостей на русском языке, которого я, к сожалению, не понимал. Руссо, великий Ж.-Ж.Руссо высказался как-то, что русский язык – это жаргон греческого. Такая оплошность не кажется соответствующей этому редкому гению, но все же это случилось.

В эти три дня я много беседовал с графом Тот, братом того, который сейчас посланник в Константинополе, которого называют бароном. Мы были знакомы в Париже, затем в Гааге, где я имел счастье оказаться ему полезным. Он теперь жил вне Франции, чтобы избежать дел, которые бы у него случились с его товарищами офицерами по поводу произошедшего в битве при Миндене. Он прибыл в Петербург вместе с м-м де Салтыков, с которой познакомился в Париже и в которую был влюблен. Он жил у нее, он являлся ко двору и принят там был всеми. Он был очень весел, обладал изощренным умом и был к тому же красивым мальчиком. Два или три месяца спустя он получил приказ императрицы покинуть Петербург, когда началась война против турок из-за проблем в Польше. Говорили, что он поддерживал эпистолярные отношения со своим братом, который работал тогда на Дарданеллах, чтобы помешать прохождению русского флота, которым командовал Алексей Орлов. Я не знаю, что с ним стало после его отъезда из России.

Он очень меня выручил в Петербурге, одолжив пять сотен рублей, которые я так и не смог найти случая ему отдать, но я ведь еще не умер.

В эти дни г-н Маруччи, греческий негоциант, у которого был торговый дом в Венеции, и который неожиданно забросил коммерцию, чтобы стать свободным, прибыл в Петербург, был представлен ко двору и, достаточно обаятельный с виду, стал вхож во все большие дома. Императрица его отличала, поскольку обратила на него внимание, желая поручить ему свои дела в Венеции. Он делал авансы графине де Брюс, но его соперники его не опасались; будучи богатым, он не обладал смелостью тратить, а в России скупость это грех, который женщины не прощают.

В эти дни я ездил в Царское Село, Петергоф, Ораниенбаум и в Кронштадт; следует все осматривать, когда куда-то приезжаешь, и хочешь затем сказать, что там был. Я писал на многие темы, чтобы попытаться поступить на гражданскую службу, и представлял свои труды для обозрения императрице, но мои старания оказались бесполезны. В России идут в гору только те люди, которых специально приглашают приехать. Не ценятся те, кто приезжает туда по собственной воле. Может быть, в этом есть смысл.

Глава VII

Я вижу царицу. Мои встречи с этой великой самодержицей. Ла Вальвиль. Я покидаю Заиру. Мой отъезд из Петербурга и прибытие в Варшаву. Князья Чарторыжский и Сулковский. Король Польши, Станислав Понятовский, названный Станислав-Август I. Театральные интриги. Браницкий.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Жака Казановы

История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление. Отчаяние убивает, молитва заставляет отчаяние исчезнуть; и затем человек вверяет себя провидению и действует…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

«Я прибыл в Анкону вечером 25 февраля 1744 года и остановился в лучшей гостинице города. Довольный своей комнатой, я сказал хозяину, что хочу заказать скоромное. Он ответил, что в пост христиане едят постное. Я ответил, что папа дал мне разрешение есть скоромное; он просил показать разрешение; я ответил, что разрешение было устное; он не хотел мне поверить; я назвал его дураком; он предложил остановиться где-нибудь в другом месте; это последнее неожиданное предложение хозяина меня озадачило. Я клянусь, я ругаюсь; и вот, появляется из комнаты важный персонаж и заявляет, что я неправ, желая есть скоромное, потому что в Анконе постная еда лучше, что я неправ, желая заставить хозяина верить мне на слово, что у меня есть разрешение, что я неправ, если получил такое разрешение в моем возрасте, что я неправ, не попросив письменного разрешения, что я неправ, наградив хозяина титулом дурака, поскольку тот волен не желать меня поселить у себя, и, наконец, я неправ, наделав столько шуму. Этот человек, который без спросу явился вмешиваться в мои дела и который вышел из своей комнаты единственно для того, чтобы заявить мне все эти мыслимые упреки, чуть не рассмешил меня…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

«Мне 23 года.На следующую ночь я должен был провести великую операцию, потому что в противном случае пришлось бы дожидаться полнолуния следующего месяца. Я должен был заставить гномов вынести сокровище на поверхность земли, где я произнес бы им свои заклинания. Я знал, что операция сорвется, но мне будет легко дать этому объяснение: в ожидании события я должен был хорошо играть свою роль магика, которая мне безумно нравилась. Я заставил Жавотту трудиться весь день, чтобы сшить круг из тринадцати листов бумаги, на которых нарисовал черной краской устрашающие знаки и фигуры. Этот круг, который я называл максимус, был в диаметре три фута. Я сделал что-то вроде жезла из древесины оливы, которую мне достал Джордже Франсиа. Итак, имея все необходимое, я предупредил Жавотту, что в полночь, выйдя из круга, она должна приготовиться ко всему. Ей не терпелось оказать мне эти знаки повиновения, но я и не считал, что должен торопиться…»

Джакомо Казанова

Средневековая классическая проза
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично. Скандал достиг такой степени, что мудрое правительство было вынуждено приказать молодому человеку отправиться жить куда-то в другое место…»

Джакомо Казанова , Джованни Джакомо Казанова

Биографии и Мемуары / Средневековая классическая проза / Документальное

Похожие книги

Большая книга мудрости Востока
Большая книга мудрости Востока

Перед вами «Большая книга мудрости Востока», в которой собраны труды величайших мыслителей.«Книга о пути жизни» Лао-цзы занимает одно из первых мест в мире по числу иностранных переводов. Главные принципы Лао-цзы кажутся парадоксальными, но, вчитавшись, начинаешь понимать, что есть другие способы достижения цели: что можно стать собой, отказавшись от своего частного «я», что можно получить власть, даже не желая ее.«Искусство войны» Сунь-цзы – трактат, посвященный военной политике. Это произведение учит стратегии, тактике, искусству ведения переговоров, самоорганизованности, умению концентрироваться на определенной задаче и успешно ее решать. Идеи Сунь-цзы широко применяются в практике современного менеджмента в Китае, Корее и Японии.Конфуций – великий учитель, который жил две с половиной тысячи лет назад, но его мудрость, записанная его многочисленными учениками, остается истинной и по сей день. Конфуций – политик знал, как сделать общество процветающим, а Конфуций – воспитатель учил тому, как стать хозяином своей судьбы.«Сумерки Дао: культура Китая на пороге Нового времени». В этой книге известный китаевед В.В. Малявин предлагает оригинальный взгляд не только на традиционную культуру Китая, но и на китайскую историю. На примере анализа различных видов искусства в книге выявляется общая основа художественного канона, прослеживается, как соотносятся в китайской традиции культура, природа и человек.

Владимир Вячеславович Малявин , Конфуций , Лао-цзы , Сунь-цзы

Средневековая классическая проза / Прочее / Классическая литература