История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

Поскольку герцогиня де Кингстон заявила, что мы уезжаем в девять часов, м-м де Сера Каприола просила ее выпить кофе, перед тем как сесть в фелуку. После завтрака прибыли Беттони и Медини, и этот последний спросил у г-на Гамильтона, не будет ли для него затруднительно, если он вернется в Неаполь вместе с ними; англичанин ответил, что тот окажет им этим честь. В два часа мы прибыли в нашу гостиницу, где, собираясь войти в свою комнату, я был удивлен, увидев в моей прихожей молодую даму, которая, приблизившись ко мне с грустным видом, спросила, знаю ли я ее. Она настолько изменилась, что не зря задала мне этот вопрос, но я без труда ее вспомнил. Это была старшая из пяти сестер-ганноверок, которую я любил в Лондоне и которая ушла с маркизом де ла Петина. Надеюсь, читатель помнит эту историю. Любопытство мое сравнялось с моим удивлением, я пригласил ее зайти, заказав в то же время мой обед. Она сказала, что если я один, она охотно пообедает со мной, и я заказал обед на двоих.

Ее история была не долгой. Она прибыла в Неаполь вместе с маркизом, которого ее мать не желала видеть. Он поселился с ней в плохом трактире, где продал все, что у нее было, и два или три месяца спустя его поместили в тюрьму Викарии за семь-восемь мошенничеств. Она содержит его в тюрьме уже семь лет и больше уже не может и, узнав от самого маркиза, что я в Неаполе, пришла просить не столько помочь деньгами содержать его в тюрьме, чего хотел маркиз, сколько затем, чтобы я обратился к герцогине де Кингстон с просьбой взять ее на службу, чтобы отвезти в Германию.

— Вы жена маркиза?

— Нет.

— Как смогли вы содержать его семь лет?

— У меня были любовники. Придумайте сотню историй, и все они будут верны. Можете вы помочь мне поговорить с герцогиней?

— Я ее предупрежу, и знайте, что я скажу ей правду.

— Очень хорошо, и я также. Я знаю ее характер.

— Приходите завтра.

К шести часам я подошел к г-ну Гамильтону, чтобы узнать, как я могу обналичить английскую бумагу, что получил накануне, и он пересчитал ее мне сам по текущему обменному курсу. Перед ужином я поговорил с мисс Шуделейг о ганноверке и, вспомнив об этих пяти девицах, она сказала, что должна ее знать, потому что та была у нее со своей сестрой, прося о протекции. Она сказала, что хочет с ней поговорить, и после этого решит. На следующий день я ту представил и оставил с ней наедине. Последствием этой беседы было то, что она взяла ее к себе на место горничной из Рима, которую уволила и отвезла в Рим неделю спустя, и зимой она приехала вместе с ней в Англию. Я так и не узнал, что с нею стало.

Но через два или три дня после ее отъезда из Неаполя я не смог отказать в просьбе, которую мне высказал Петина в письме, очень хорошо написанном, прийти повидаться в тюрьме Викарии, где он находился. Я нашел его с молодым человеком, имеющим то же лицо, в котором сразу узнал его брата, но, несмотря на поразительное сходство, старший был уродлив, а младший — красив. Между красотой и уродством часто бывает почти неотличимое сходство. Этот визит, вызванный более любопытством, чем чувством, меня не позабавил; я должен был вытерпеть повествование, очень длинное и весьма скучное, обо всех его несчастьях и ошибках, что он сделал, и которые привели его в тюрьму, откуда он надеялся выйти только по смерти своей матери, которую он называл своим злейшим врагом, и которой было только пятьдесят лет. Он считал своим долгом пожаловаться мне на то, что я помог уехать из Неаполя той, без кого он умрет с голоду, потому что у него только два карлино в день, что недостаточно, чтобы прокормиться. Его брат находился с ним в тюрьме уже два года из-за своего доброго сердца. Тот убедил его пустить в ход два банковских билета, которые сам изготовил, их распознали, узнали, что они от него, и поместили его в тюрьму; его бы повесили, если бы мать за него не заплатила; но по требованию той же матери его держали в тюрьме, где он имеет, как и тот, только два карлино в день.

Меня удивило, что по окончании этой истории он сделал мне предложение, даже не думая, что оно меня оскорбит. Он уверял меня, что может подделать подпись министров Тануччи и де Марко и, используя это, хотел уговорить меня поехать в Палермо с бумагами, которые он мне даст, и там мне нужно будет только задержаться на три дня, чтобы получить сто тысяч дукатов. Он хотел полностью мне довериться, дав бумаги и необходимые инструкции, уверенный, что по моем возвращении я дам ему двадцать тысяч дукатов, с которыми он выплатит свои долги и выйдет оттуда, несмотря на мать.