История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

Эта поездка в Сорренто стала последним настоящим счастьем, которое я испытал в жизни. Адвокат отвел нас в дом, где мы разместились со всеми удобствами, что можно пожелать. У нас было четыре комнаты, из которых одна была занята Агатой и ее мужем, другая Калименой и бывшей подругой адвоката, женщиной очень обаятельной, несмотря на возраст, и две другие — доном Паскалем Латила и мной. Мы нанесли визиты герцогу де Сера Каприола и аббату Беттони, без намерения соглашаться на обеды и ужины. После ужина мы рано легли спать, и, поднявшись утром, отправились на прогулку, адвокат — со своей старой подругой с одной стороны, дон Паскаль с Агатой — с другой, и я с Калименой. В полдень мы возвращались к обеду, всегда изысканному, и после обеда, оставив адвоката наслаждаться сиестой, дон Паскуале отправлялся прогуляться с Агатой и подругой ее мужа, а Калимена уходила со мной в укромные аллеи, куда солнце, еще сияющее, не могло проникнуть своими лучами. Это там Калимена увенчала мое пламя, после того, как я осаждал ее в течение двух дней подряд. На третий день, в пять часов утра, в присутствии Аполлона, который выходил из-за горизонта, сидя один подле другого на траве, мы отдались нашим желаниям. Калимена приносила себя в жертву не за деньги и не из благодарности, потому что я дарил ей только пустяки, но по любви, и я не мог в этом сомневаться; она отдалась мне и сожалела, что столь долго откладывала сделать мне этот подарок. До полудня мы трижды сменили жертвенник и провели все послеполуденное время прогуливаясь повсюду и делая остановку, как только малейшая искра нашего огня давала нам почувствовать зарождение желания, которое нужно было гасить. На четвертый день был слишком сильный ветер, и мы вернулись в Неаполь на трех колясках. Калимена убедила меня рассказать тете все, что произошло между нами, чтобы обеспечить этим удовольствие провести вместе несколько ночей в полной свободе. Убежденный, что так и следует поступить, и уверенный в том, что тетя не сочтет нужным возражать, я, передавая ей ее племянницу и оставшись затем наедине, выложил проект, придуманный мною:

— Калимена, которую, как вы знаете, я нежно люблю, — сказал я ей, — ответила всем моим желаниям; но я не чувствую себя вполне счастливым, потому что не в состоянии связать ее судьбу со своею. Я могу, однако, сделать кое-что для нее, под вашим руководством, обеспечив ее тем необходимым, чем она, по моему мнению, пренебрегает, передав вам средства для оплаты учителя, который доведет до совершенства искусство, которому она себя посвятила, так, что она будет способна предстать в театре. Также и для вас, дорогая тетя, — вам следует сказать, есть ли у вас небольшие долги, которые я оплачу, с тем, чтобы вы были спокойны, а также обеспечить ее всем необходимым бельем, в котором она может нуждаться, и одеждами, достойными того, чтобы появляться на равных в той компании, в которой она вращается.

Эта женщина, очень добрая по характеру, была очарована моим предложением, и сказала, что передаст мне письменно все, в чем Калимена нуждается, в первый же раз, как я к ней приду; Я сказал, что, будучи обязан вернуться в Рим через несколько дней, я буду ужинать с Калименой все вечера, и, не имея никаких препятствий в исполнении этого моего желания, мы отправились в комнату племянницы, которая была обрадована, слыша наши договоренности. Я стал ужинать и спать с ней в тот же день и, чтобы окончательно обеспечить себе ее нежность и чувствовать себя непринужденно, выложил на ее счет порядка шести сотен дукатов в местной валюте. Мне казалось, что я приобрел свое счастье по очень сходной цене. Агата, которой я все рассказал, была очень рада, что помогла мне.

Два или три дня спустя я дал обед англичанам, саксонцам и Бертольди, их гувернеру, вместе с м-м Гудар, которая пришла вместе с Медини, что мне очень не понравилось, потому что после той проделки, которую он со мной разыграл, я его не выносил; я, однако, сдержался, в ожидании ее мужа, с которым я объяснился. Мы договорились, что его жена будет приходить ко мне только с ним. Этот мастер мошенничеств юлил и старался меня убедить, что Медини невиновен в захвате банка, но его красноречие пропало впустую.