Охваченный восхищением перед постоянным совершенством моей старой подруги, я стал говорить ей о впечатлении, которое всегда производят ее прелести на мою влюбленную душу, когда в аллее, где мы прогуливались, появилась маркиза, сопровождаемая пажом, который поддерживал ее платье над землей, и девицей, которая следовала за ней слева, в полушаге от нее. При ее приближении я продемонстрировал ей знаки глубочайшего уважения, как и она мне, с выражениями самой благородной вежливости. Она сказала мне, что пришла, чтобы исполнить дело самой большой важности, потому что если она не преуспеет в этом поручении, она рискует потерять все доверие, которое муж к ней испытывает.
— Где же этот исполнитель, прекрасная маркиза, с которым вы можете опасаться не преуспеть?
— Это вы сами.
— Если это я, — сказал я ей, смеясь, — ваш кредит не несет в себе никакого риска, потому что я даю вам
— Тем хуже, так как, к сожалению, исключение как раз и может оказаться этим делом. Скажите мне о нем, пожалуйста, до того, как я заговорю.
— Я должен был уезжать в Рим, когда аббат Галиани сказал мне, что донна Лукреция у вас. Я принял решение, хотя свыше шестидесяти тысяч завязаны в моем деле.
— И задержка, может ли она повредить вашей жизни или вашей чести? Вы разве уже себе не хозяин? От кого вы зависите? Вот и приблизилось мое поручение.
— Подождите, пожалуйста, и проясните свое прекрасное чело. Ваши приказы и даже ваши желания никогда не смогут повредить ни моей жизни, ни моей чести. Знайте же, что я еще полностью хозяин сам себе, и я хочу прекратить это состояние лишь только в данный момент. Я хочу быть в вашем распоряжении.
— Очень хорошо. Вы должны будете провести несколько дней с нами в месте, которое находится всего в полутора часах пути отсюда. Мой муж прикажет себя туда отнести. Позвольте мне, чтобы я послала в вашу гостиницу, чтобы принесли к нам ваши вещи.
— Вот, мадам, ключ от моей комнаты. Счастлив человек, который должен вам повиноваться.
Она дала ключ своему пажу, приказав ему идти самому со слугами, чтобы они забрали все и позаботились, чтобы ничего не пропало. Этот паж был очень красивый мальчик, и ее служанка или компаньонка, что нас сопровождала, была очаровательная блондинка. Я сказал дочери об этом, полагая, что та не понимает по-французски; она улыбнулась и сказала своей хозяйке, что я ее знал, но забыл.
— Вы меня видели и говорили со мной несколько раз, и даже побеспокоили, девять лет назад, когда я была с герцогиней де Маталоне, тогда принцессой де Караманика.
— Это может быть; вы должны были девять лет назад сильно отличаться от того, какая вы сегодня; но теперь я вас вспомнил. Я сожалею, мадемуазель, что не помню, как я вас побеспокоил.
Маркиза и ее мать от души посмеялись над этим спором и заставляли ее сказать, что я сделал, чтобы ее побеспокоить, но, покраснев, она только сказала, что я над ней подшучивал. Я вспоминал, что выдал ей, почти насильно, несколько поцелуев, но маркиза и ее мать подумали об этом все, что хотели. Разбираясь немного в людских сердцах, я полагал, что м-ль Анастасия — таково было ее имя — очень хотела, чтобы ее раскрыли, высказав этот упрек, и что если бы она чего-нибудь хотела от меня, ей следовало промолчать.
— Вы были гораздо меньше и очень худы.
— Мне было только двенадцать лет. Вы тоже изменились, потому что мне кажется, что у вас были глаза более черные и кожа — белее.
— То есть менее черная. Я стар, мадемуазель.