Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 полностью

Обе уволенные должны были повиноваться, и гранд Испании, который любил танцовщицу, нанес ей последний визит, оставив обменное письмо на Лион на сто тысяч франков. Но тот, кто счел себя задетым, обиженным и воспринявшим приказ короля как весьма несправедливый, был герцог д'Аркос, который встречался с римлянкой только несколько раз, на публике, и никогда ничего на нее не тратил. Увидев себя причиной несчастья этой благородной женщины, он счел своим долгом не дать ей пострадать. Не имея возможности воспротивиться приказу короля и не желая ни унижаться, ни опуститься до того, чтобы пойти просить милости для нее у монарха, объяснив ему всю правду, он принял уникальное решение, достойное его высокой души. Он в первый раз пошел к ней, чтобы попросить прощения за то, что явился невольной причиной ее несчастья, и сделать то, что он счел своим долгом. Говоря это, он оставил ей сотню дублонов да охо на ее путешествие, передав также запечатанное письмо, адресованное на банк Святого Духа в Риме, и синьора сочла себя вправе принять от этого столь высокого сеньора денежный подарок, который он некоторым образом казался ей должен, и письмо, содержание которого она не могла знать. Но она узнала его, когда оказалась в Риме. Г-н Беллони выплатил ей восемьдесят тысяч римских экю. Она поместила их в ценные бумаги и поселилась у себя на родине, где, в продолжение двадцати девяти лет содержит дом, в котором показывает себя достойной фортуны, которая ей выпала.

На следующий день после отъезда этой женщины король в Пардо сказал герцогу д'Аркосу, что он не должен грустить, но должен забыть объект, который он, король, выслал из Испании, желая ему лишь добра.

— Ваше Величество, направив ей приказ уехать, вы заставили меня сделать действительным то, что было только басней, потому что я знал эту женщину только через разговоры с ней на публике и не делал ей никогда ни малейших подарков.

— Разве ты не дал ей двадцать пять тысяч дублонов?

— Да, сеньор; но это было только позавчера. Ваше Величество вольны действовать как хотите, но очевидно, что если бы она не вынуждена была уехать, я никогда бы не пришел к ней, и она не стоила бы мне ни су.

Король был очень удивлен, не ответил ни слова и научился не доверять мадридским сплетням. Мне рассказал об этой детали, так, как я здесь описал, г-н Моннино, который позднее стал более известен под титулом кастеляна Флорида Бланка, и который теперь живет в ссылке в Мурсии, на своей родине. После отъезда из Марескалки, поскольку я решил ехать через Барселону, я увидел на бое быков, за городом, женщину импозантной внешности. Я спросил, кто это, у шевалье д'Алькантара, который находился рядом со мной.

— Это, — ответил он мне, — знаменитая Нина.

— Почему знаменитая?

— Если вы не знаете ее репутации, история слишком длинная, чтобы рассказывать ее вам здесь.

Одну или две минуты спустя человек, достаточно хорошо одетый, но с неприятным лицом, отошел от импозантной красотки, что меня заинтересовала, подошел к шевалье, с которым я разговаривал, и сказал ему что-то на ухо. Шевалье мне вежливо говорит, что эта дама, имя которой я у него спрашивал, желает знать, кто я такой. Польщенный, как глупец, этим любопытством, я отвечаю посланнику, что если дама позволит, я лично скажу ей, кто я такой, после спектакля.

— Мне кажется по вашему акценту, что вы итальянец, как и она.

— Да, месье, я венецианец.

— И она тоже.

После этого короткого представительства шевалье в немногих словах сказал мне, что это танцовщица, в которую влюблен граф де Рикла, Капитан-генерал [25] провинции Барселоны, и он содержит ее в Валенсии в течение нескольких недель, пока нельзя будет ей вернуться в Барселону, где епископ из-за скандала не хочет ее терпеть. Он сказал, что тот выделяет ей пятьдесят дублонов в день.

— Но она не тратит их, надеюсь.

— Она не может этого сделать, но каждый день творит разные безумства, которые стоят ему много денег.

Очень заинтересованный познакомиться с такой женщиной и не думая, что должен опасаться последствий этого знакомства, я с нетерпением ждал окончания спектакля, чтобы поговорить с ней.

Я приблизился к ней на лестнице и сделал ей обычный комплимент, который она вернула мне вполне любезно, опершись на мою руку своей, которая, несмотря на кольца и браслеты, показалась мне очень красивой. Подойдя к своей коляске, запряженной шестеркой мулов, она сказала мне, что если я приду завтра утром к ней завтракать, я доставлю ей удовольствие; я пообещал воспользоваться этой честью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное