Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 полностью

— Я в отчаянии от этого, но прошу вас не стесняться. Эта комната хороша, я велю поставить куверт в другой, ложитесь свободно, засните, если сможете. Я велю подать обед только в три часа, надеюсь, что вы будете чувствовать себя лучше. Извините также и вашего мужа за эту маленькую оплошность.

Не давая ей времени ответить, я выхожу, закрываю ее дверь и иду заказать трактирщику то, что я хочу есть в три часа. Он понятлив; я приказал ему приготовить плумпуддинг и поджарить на гриле куски говяжьей вырезки. После этого я направился тоже лечь в койку. Эта англичанка, фигуры которой я не видел, пока не сел в коляску, была красотка. Она держалась уверенно, ее печаль, ее стыд окончились, как только я стал действовать в ее интересах. Я решился побороться с ее так называемым мужем, которого я уже больше не считал таковым. Это должно было быть, думал я, похищение, соблазнение; и, как всегда суеверный, я решил, что это мой гений позаботился предложить ей мою персону, чтобы гарантировать ей, уж не знаю что — ее спасение, заботу о ней, избавление от оскорблений, которым его грубость, скупость и ее беспомощное состояние могли ее подвергнуть. Так я тешил свою зарождающуюся страсть. Я смеялся над именем графа де л'Этуаль, и когда я думал, что, возможно, этот авантюрист покинул девушку навсегда, оставив ее у меня на руках, я находил это немного слишком серьезным, но был уверен, что я ее не покину. С этими романтическими идеями я заснул.

Трактирщик ласково разбудил меня, сказав, что три часа прозвонило. Я сказал ему подождать немного с подачей обеда и тихо прошел посмотреть, спит ли англичанка. Она действительно спала, но легкий шум, который я произвел, желая прикрыть дверь, ее разбудил. Она спросила, обедал ли я, и я ответил, что если она не придет к столу, я не собираюсь обедать, и я надеюсь, что, проспав пять часов, она чувствует себя лучше. Она очень ласково ответила, что сейчас придет, и я вышел, чтобы сказать, чтобы подавали.

Она ела мало, но с хорошим аппетитом, удивленная тем, что видит два английских блюда, причем плумпуддинг был приготовлен на превосходном масле. Она спросила у хозяйки, не англичанин ли повар, и когда та ответила, что это я все организовал, она поднялась, ничего мне не говоря, преисполненная благодарности. Она развеселилась, она поздравляла меня с моим аппетитом, она пила все время со мной, но умеренно, отдавая справедливость Монте Пульчано, что подал нам хозяин, и вину Монтефьясконе. Я опьянел, но она нет, так как пригубливала вино маленькими глотками, в то время как я пил стаканами. Она говорила со мной на итальянском языке, которому научилась за шесть месяцев, что провела во Флоренции; она сказала, что родилась в Лондоне, что выучила французский в школе, и я думал, что умру от радости, когда, спросив у нее, не знает ли она Корнелис, услышал, что она была знакома с ее дочерью Софи, учившейся в той же школе, но не с ее матерью.

— Скажите, выросла ли Софи.

— Нет, она маленькая, но очень красивая и полна талантов.

— Ей должно быть сейчас семнадцать лет.

— Да, как и мне.

При этих словах она останавливается, опускает глаза и краснеет.

— Вам плохо?

— Совсем нет, но я не смею вам сказать, что Софи донельзя похожа на вас.

— Почему не смеете? Мне неоднократно это говорили. Это случайность. Но давно ли вы видели Софи?

— Восемнадцать месяцев назад. Она вернулась на Сохо-Сквер к своей матери, чтобы выйти замуж, как говорят; я не помню, за кого.

— Вы сообщили мне, мадам, очень интересную новость.

Хозяин приносит мне счет, где я вижу три паули, что конник потратил на себя и свою лошадь.

— Он сказал, — говорит хозяин, — что вы заплатите.

Прекрасная англичанка краснеет, я расплачиваюсь, и мы отправляемся. Краска, бросившаяся в лицо барышни, мне в глубине души нравится, она доказывает, что она не причастна к проделкам своего мужчины. Я умираю от желания узнать, в результате какого приключения она покинула Лондон и как она могла сделаться женой француза, как она выехала из Ливорно без экипажа, что она собирается делать в Риме; но я опасаюсь потревожить ее, задавая вопросы, поскольку она сама сможет, если захочет, мне рассказать, по крайней мере вкратце, свою историю, поскольку она сказала, что рассталась с мисс Корнелис восемнадцать месяцев назад. Поскольку предстояло провести три часа до прибытия в С. Кирико, я занял их разговорами о моей дочери Софи. Поскольку она сказала, что жила с Софи целый год в том же пансионе, я спросил, есть ли там еще мисс Нэнси Стейн. Читатель может вспомнить, что эта девочка обедала со мной — очаровательное дитя десяти-одиннадцати лет, и я покрывал ее поцелуями, и что ее отец подарил кольцо моей дочери.

Услышав имя Нэнси, она вздохнула, говоря, что Нэнси там была, когда она туда поступила, но что семь или восемь месяцев спустя вышла оттуда.

— Осталась ли она такой же красивой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное