История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

Наш обед был изысканным и веселым, и прекрасная ирландка блистала. У этой женщины было все, чтобы нравиться, молодость, красота, грация, ум, веселость, талант и, помимо этого, достойный вид. Г-н де Бутурлин, русский, большой любитель прекрасного пола, пришел после обеда в зал, где мы находились, поблизости от его апартаментов. Он пришел туда, привлеченный нежным голосом прекрасной Гудар, которая исполняла неаполитанскую песню, аккомпанируя себе на гитаре. Этот богатый сеньор в тот же день влюбился в нее. Десять месяцев спустя после моего отъезда он обрел ее милости за пять сотен фунтов стерлингов, которые были необходимы Гудару, чтобы выполнить приказ, что он получил, выехать из Неаполя вместе с женой в течение трех суток. Этот удар грома последовал ему со стороны королевы, которая раскрыла, что король имел приключение с ирландкой на острове Прочида, и что это могло зайти намного дальше. Она поразила своего августейшего супруга, смеясь от всего сердца над чтением записки и не желая ее ему показывать. Любопытство короля заставило его настаивать, и, сдавшись наконец, королева прочла:

...

« Ti aspetlero domani nel medesimo luogo ed aWora stessa con l\'impazienza medesima che ha una vacca, che desidera i\'avvicinamento del toro» [48] .

Королева притворилась, что смеется, но своей собственной властью дала понять мужу коровы, что у него только три дня, чтобы удалиться и жить в другом месте. Если бы не это событие, г-н де Бутурлин не заключил бы так выгодно эту сделку.

Гудар пригласил всю компанию ужинать в его дом в Посилипо на завтра, и ужин был превосходный; но когда граф Медини сел за большим столом и взял карты в руки, чтобы сыграть талью в фараон перед большой миской золота, в которой могло быть до пяти сотен унций, никто не согласился сесть, чтобы понтировать. М-м Гудар напрасно хотела распределить фишки; англичане и саксонцы сказали, что будут понтировать, если она сама захочет составить банк, либо я сяду тальировать на ее месте, потому что они все опасаются слишком счастливой руки графа Медини. Тогда Гудар осмелился мне предложить тальировать, заинтересовав меня четвертью суммы, но нашел меня непоколебимым. Я сказал, что готов тальировать, взяв его в половину и составив мою половину звонкой монетой. Получив этот ответ, Гудар переговорил с Медини, который, опасаясь потерять большой куш, согласился подняться, забрать свое золото, оставив лишь то, что принадлежало Гудару. Имея в кармане только две сотни унций, я взял другие две сотни у Гудара и сел на место, которое после Гудини оставалось пустым. Менее чем в два часа мой банк лопнул, и я спокойно ушел утешаться в объятиях моей дорогой Калимены.

Оставшись таким образом без денег, я решился назавтра облегчить совесть мужа Агаты, который продолжал все время, в согласии с женой, заставлять меня забрать обратно подвески и все прочие украшения, что я ей давал в Турине и в Александрии. Я сказал Агате, что никогда бы не решился на подобную низость, если бы меня не подвела так фортуна. Когда она сказала эту новость мужу, он вышел из своего кабинета, чтобы пойти ко мне с раскрытыми объятиями, как будто я его облагодетельствовал.

Я сказал, что оценю стоимость всего в деньгах, и он взялся за это сам. На следующий день я получил из его рук эквивалент пятнадцати тысяч французских ливров, порядка пятнадцати сотен дукатов. С этими деньгами я намеревался выехать в Рим, с намерением провести там восемь месяцев; но до моего отъезда адвокат хотел дать мне обед в красивом доме, что был у него в Портичи. Какой сюжет для размышлений, когда я увидел себя в том же доме, где двадцать семь лет назад я провернул маленькое дельце, поразив честного грека фальшивым прибавлением ртути!