История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

–  Амиго дон Хаиме , оставляю вас здесь наслаждаться на балконе свежей ночью вместе с моей дочерью, я рад, что вы ее любите, и заверяю вас, что только от вас зависит стать моим зятем, как только вы сделаете так, что я смогу сказать, что уверен vuestra noblezza (в вашем благородстве ).

– Я был бы чрезвычайно счастлив, моя очаровательная подруга, – сказал я его дочери, как только мы остались одни, – если бы это можно было сделать, но знайте, что в моей стране называют благородными только тех, кто по своему рождению имеет право руководить государством. Я был бы благороден, родись я в Испании; но таков, как я есть, я вас обожаю, и смею надеяться, что вы сделаете меня полностью счастливым.

– Да, дорогой мой друг, полностью, но я хочу быть и сама также счастливой. Никакой неверности.

– Ни малейшей. Слово чести.

– Пойдемте же, укроемся на этом балконе.

– Подождем четверть часа. Погасите свечи и не запирайте дверь. Скажите мне, мой ангел, как пришло ко мне счастье? Я этого совсем не ожидал.

– Если это счастье, вы обязаны им некоей тирании, которая хотела ввергнуть меня в отчаяние. Бог добр и он не хочет, я в этом уверена, чтобы я стала своим собственным мучителем. Когда я сказала моему исповеднику, что мне совершенно невозможно перестать вас любить, но можно не совершать с вами никаких крайностей, он сказал мне, что я не могу доверять вам до такой степени, тем более, что я ощущаю себя столь слабой. Поскольку это так, он хотел, чтобы я обещала ему не оставаться больше с вами наедине. Я сказала ему, что не могу этого обещать, и он не захотел отпускать мне грехи. Я пережила впервые в жизни эту обиду с такой силой, на которую не думала, что способна, и, предав себя в руки Господа, я сказала: «Сеньор, ваша воля будет исполнена». Я приняла, в ожидании мессы, свою судьбу. Пока вы меня любите, я буду только вашей, а когда вы покинете Испанию, я найду себе другого духовника. Того, который мне сочувствует и с которым моя душа будет спокойна. Моя кузина, которой я все сказала, была очень удивлена, но у нее мало ума. Она не знает, что для меня это лишь временное заблуждение.

После этого заявления, которое показало мне всю красоту ее души, я заключил ее в мои объятия и отвел ее в мою кровать, где продержал до первых лучей зари, полностью лишенную сомнений. Она оставила меня еще более влюбленным, чем всегда.

Глава IV

Я совершаю бестактность, которая делает Мануччи моим самым жестоким врагом. Его месть. Мой отъезд из Мадрида. Сарагоса. Валенсия. Нина. Мой приезд в Барселону.

Вот момент, когда правда меня огорчает, поскольку я обязан ее сказать и признать себя виновным в совершении бестактности, которая, однако, могла бы создать у читателя обо мне неверное представление, если бы он принял ее за мой обычай.

На следующий день я обедал у посла Венеции, где имел удовольствие узнать, что при дворе министры и все те, кто был со мной знаком, были обо мне самого высокого мнения. Три или четыре дня спустя король вернулся в Мадрид вместе со всей королевской семьей и с министрами, у которых я постоянно бывал по делу о Сьерра Морена. Я собирался туда поехать. Мануччи, который продолжал мне оказывать знаки самой сердечной дружбы, должен был выехать со мной для собственного удовольствия, с одной авантюристкой, которую звали Порто Карреро, которая считалась племянницей либо дочерью покойного кардинала, выказывая по этому случаю большие претензии и втайне не имея другого занятия, кроме как быть наложницей аббата Бильярди, консула Франции в Мадриде.

Мои дела находились в таком положении, когда некий Гений, враг моего Гения-защитника, сделал так, что в Мадрид приехал барон де Фрэтюр, льежец, Великий егермейстер Принципата, пройдоха, игрок, мошенник, как и все те, кто еще и сегодня говорит, что это образование было законным. Он знал меня по Спа, где я ему сказал, что направляюсь в Португалию, и он собирался за мной последовать, рассчитывая на мою дружбу, чтобы сделать хорошие знакомства, способные пополнить его кошелек деньгами простаков.