История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

Возможно, я таким казался, но отсюда не следует, что я им был. Будучи не в том возрасте, чтобы притворяться ребенком, я придал комический окрас моей неудаче, закончив тем, что, не любя разных Памел [4], я решил отказаться от предприятия. Кардинал сказал, что поздравит меня с этим через три дня.

Армелина, не видя меня в этот день, решила, что я поздно встал; но когда она не увидела меня на следующий день, она вызвала своего брата, чтобы узнать, не болен ли я, потому что я никогда не пропускал двух дней, ее не видя. Меникуччио пришел сказать о беспокойстве своей сестры, и обрадовался, что может пойти ей сказать, что я себя хорошо чувствую.

— Да, друг мой, идите сказать ей, что я продолжаю настраивать в ее пользу принцессу, но что она меня больше не увидит.

— Почему же?

— Потому что я хочу попытаться излечиться от своей несчастной страсти. Ваша сестра меня не любит, и я в этом слишком убедился. Я уже не молод и не расположен стать жертвой добродетели. Любовь не позволяет девушке, столь добродетельной, как она, заходить далеко. Она не дала мне даже единого поцелуя…

— Я бы этому не поверил.

— Поверьте. Я должен на этом кончить. Ваша сестра слишком молода, и она не знает, чему она подвергается, поступая таким образом с мужчиной влюбленным и моего возраста. Скажите ей все это, не пытаясь давать ей советов.

— Вы не поверите, насколько это меня огорчает. Может быть, ей мешает присутствие Эмили.

— Нет, потому что я часто уговаривал ее, будучи тет-а-тет. Я должен, наконец, излечиться, и если она меня не любит, я не хочу ее добиваться ни с помощью обольщения, ни из благодарности. Упражнения в добродетели ничего не стоят в девушке, которая не любит; она может почувствовать себя неблагодарной, но ей нравится приносить себя в жертву из благодарности; но это предрассудок. Как вы оцениваете свое будущее?

— Очень хорошо, с тех пор, как она уверилась, что я на ней женюсь.

Мне было досадно, что я начал с того, что выдал себя за женатого, потому что, будучи охваченным чувством, я пообещал бы ей жениться, даже без намерения ее обмануть. Меникуччио ушел, огорченный, и я направился в Ассамблею Аркад в Капитолии, где маркиза д’Ау должна была представлять свою пьесу. Это была молодая француженка, которая находилась в Риме вместе со своим мужем, славным и обаятельным, как она, значительно уступающим однако ей по части ума. Эта маркиза обладала даже гениальностью; я завязал с этого дня с ней близкое знакомство, однако без малейшей мысли об амурах; я охотно отдавал это место французскому аббату, который был до безумия влюблен в нее и ради нее забросил все свои дела.

Принцесса Санта Кроче говорила мне все время, что даст мне ключ от своей ложи, когда я захочу отвести в оперу этих девушек, даже без нее самой, но когда она увидела, что прошла неделя без того, что я туда приходил, она начала верить, что я совершенно сломлен. Кардинал полагал, что я влюблен, и одобрял мое поведение; он предупредил меня, что руководительница мне напишет, и оказался прав. Она написала мне на восьмой день записку, короткую и учтивую, в которой просила меня прийти и вызвать ее в приемную. Я счел, что не могу отказаться.

Поскольку я вызвал ее одну, она спустилась в одиночку в десять часов утра. Она начала с того, что спросила меня, почему я так внезапно прекратил свои визиты.

— Потому что я люблю Армелину.

— Эта причина была единственной, что заставила вас оказывать нам честь своими визитами; иначе трудно понять, как это же соображение может привести к противоположным результатам.

— Так и должно быть, мадам; потому что, когда любят, испытывают желания, и когда желают понапрасну, страдают, и продолжительное страдание делает человека несчастным; так что вы видите, что я должен делать все, от меня зависящее, чтобы прекратить это положение.

— Я вам сочувствую и вижу, что вы поступаете разумно; но если дело обстоит так, как я думаю, позвольте вам сказать, что вы должны уважать Армелину и не должны, бросая ее подобным образом, давать повод всем девушкам этого дома выносить суждение, прямо противоположное действительности.

— Что могут подумать?

— Что ваше отношение было не более чем каприз, и что вы бросили ее, как только получили удовлетворение.

— Это было бы верхом злопыхательства; но я не знаю, что здесь поделать, потому что для того, чтобы мне справиться с моим безумием, у меня есть только это единственное средство. Или вы знаете другое? Будьте добры назвать мне его.

— Я не слишком хорошо знакома с этой болезнью, но мне кажется, что постепенно любовь переходит в дружбу и во всяком случае люди успокаиваются.