История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

Нина, эта роковая Нина Бергонци, которая заставила потерять голову графа Рикла и была причиной всех несчастий, что приключились со мной в Барселоне, была в Болонье с начала поста. Она сняла дом, она имела открытый лист на банкира, у которого было распоряжение предоставлять ей все деньги, что она спросит; у нее были экипажи, лошади и множество слуг, и, объявив себя беременной от капитан-генерала королевства Барселоны, она требовала от добрых болонцев тех же почестей, что надлежало оказывать королеве, которая, удобства ради, направилась рожать в этот город. Она была, в частности, рекомендована кардиналу-легату, который частенько являлся, в самом великом инкогнито, к ней с визитами, и, когда подошло время ее родов, доверенное лицо того же графа Рикла, которого звали дон Мартино, прибыл из Барселоны с доверенностью от безумного испанца, обманутого этой шлюхой, согласно которой ему поручалось крестить новорожденного, объявив его побочным сыном господина графа. Нина делала много шуму из своей беременности. Она появлялась в театре, на публичных променадах с животом огромного размера, подавая руку направо и налево неустрашимым знатным болонцам, которые вертелись вокруг нее, и которым она часто говорила, что она их всегда примет, но что они должны беречься, потому что она не отвечает за терпимость своего любовника, который может велеть их убить; и нагло рассказывала им о том, что случилось со мной в Барселоне, не зная, что я в это время был в Болонье. Она была очень удивлена, когда граф Зини, знакомый со мной, сказал ей, что я там, и тот же граф Зини, встретив меня на ночной променаде на Монтаньоле, счел за лучшее подойти, чтобы узнать от меня самого эту несчастную историю.

В свою очередь, я счел за лучшее сказать ему, что это басня, которую эта Нина, которую я не знаю, рассказала ему, чтобы увидеть, достанет ли у него смелости подвергнуть свою жизнь большому риску, если она окажет ему великую честь, подарив свою любовь. Я не стал отрицать этот факт перед кардиналом-легатом, когда он рассказал мне эту историю; я удивил его, когда детально описал ему все экстравагантности этой бесстыдницы и когда сказал ему, что она — дочь своей сестры; но я не мог помешать ему рассмеяться, когда сказал, что не верю, что она беременна.

— Что мешает вам поверить, — спросил он, — что она беременна? Ничего нет ни более естественного, ни более легкого. Возможно, она беременна не от графа, но она беременна и даже на сносях. Это не может быть обманом, потому что, черт возьми, если она беременна, она должна родить. И к тому же, я не вижу, какую выгоду она может иметь, изображая беременность.

— Это потому, что Ваше Преосвященство не знает подлого характера этой женщины: она хочет прославиться, позоря графа Рикла, который был образцом добродетели, пока не узнал этого монстра.

Восемь часов спустя, за час до полудня, я услышал сильный шум на улице, я смотрю в окно и вижу женщину, обнаженную по пояс, верхом на осле, в сопровождении палача, который ее хлещет кнутом, в окружении сбиров, провожаемую всеми озорниками Болоньи, развлекающимися шиканем и свистом. В этот момент поднимается ко мне Северини и говорит, что женщина, с которой так обращаются, — самая знаменитая акушерка Болоньи, что эта экзекуция выполнена по приказу кардинала-архиепископа, и что еще неизвестна причина, но вскоре ее узнают. Это возможно только по причине какого-то большого злодейства. Он сказал мне, что это та самая акушерка, которая принимала роды у Нины, за два дня до этого, при которых Нина разродилась прекрасным мертвым мальчиком. Эта история, без всяких вариаций, стала известна назавтра всему городу.