История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

Юсуф не догадался больше оказать мне подобную любезность. Несколько дней спустя он вошел в лавку армянина в тот момент, когда я рассматривал некоторые товары и, найдя их слишком дорогими, собрался их отложить в сторону. Юсуф, увидев то, что я счел слишком дорогим, одобрил мой вкус; однако, сказав, что все-таки это не слишком дорого, он купил все и вышел. Назавтра рано утром он отправил мне в подарок все эти товары, но, чтобы обязать меня не возвращать их, он написал мне письмецо, в котором говорил, что по моем прибытии на Корфу я узнаю, кому я должен передать все то, что он мне направляет. Там были дамасские ткани с накаткой золотом и серебром, кошельки, портфели, пояса, шарфы, платки и трубки. Все это стоило порядка четырех-пяти сотен пиастров. Когда я захотел его отблагодарить, он заставил меня признать, что может сделать мне этот подарок.

Накануне моего отъезда я увидел, как этот почтенный старец плачет, когда я явился к нему откланяться; и мои слезы явились в ответ. Он мне сказал, что, не дав согласия на его предложение, я завоевал большее его уважение, чем если бы принял. Я погрузился на корабль, поместив там свой сундук, подаренный мне Байо, г-ном Жаном Дона. В нем было два кинтаво кофе мокка, сто фунтов листового табака Гинге[19] и два флакона, наполненных один — табаком Запанди, другой — Камюссаде. Кроме того, был трубочный чубук из жасминного дерева, покрытый золотой филигранью, который я продал на Корфу за сто цехинов. Я смог передать ему свою благодарность только в письме, которое написал с Корфу, где отметил, что в результате продажи всех его подарков составил себе состояние. Исмаил дал мне письмо для г-на да Лецце, которое я потерял, и бочонок медового напитка, который я также продал; г-н де Бонневаль дал письмо, адресованное кардиналу Аквавива, которое я ему переслал в Рим в своем, где описал ему историю моего путешествия; но это преосвященство не оказал мне чести ответить. Бонневаль дал мне также двенадцать бутылок мальвазии из Рагузо и двенадцать — настоящего вина из Скополо. Оно — большая редкость. Таковы были подарки, которые я привез на Корфу и которые оказались мне весьма полезны, как это будет видно из дальнейшего.

Единственный иностранный министр, которого я видел часто в Константинополе и который оказал мне необычайные знаки своей доброты, был милорд маршал Шотландии Кейт, который представлял там короля Прусского. Знакомство с ним оказалось для меня полезно в Париже шесть лет спустя. Мы об этом будем говорить.

Мы отправились в начале сентября на том же военном корабле, на котором и прибыли. Мы приплыли на Корфу через пятнадцать дней, и г-н де Байль не захотел сходить на берег. Он привез с собой восемь превосходных турецких лошадей, из которых двух я видел еще живыми в Гориции в 1773 году. Сойдя со всем своим добром и сочтя, что довольно плохо устроен, я представился г-ну Андрэ Долфину, генеральному проведитору, который снова заверил меня, что на первом же смотре я стану лейтенантом. Выйдя из управления, я отправился к г-ну Кампорезе, своему капитану. Офицеры штаба моего полка все отсутствовали.

Мой третий визит был к командиру галеасов г-ну Д. Р.; г-н Долфин, с которым я прибыл на Корфу, меня ему рекомендовал. Он спросил меня сначала, хочу ли я служить у него в качестве адьютанта, на что я не замедлил ответить, что не желал бы большего счастья, и что он найдет меня всегда покорным и готовым к его услугам. Он, прежде всего, направил меня в назначенную мне комнату, и не позднее чем на другой день я там разместился. Мой капитан прикрепил ко мне солдата француза, который был парикмахером и доставил мне удовольствие, потому что мне нужно было практиковаться во французском языке. Он был проказник, пьяница и распутник, крестьянин, родившийся в Пикардии, умевший писать очень плохо, что меня не смущало: мне достаточно было, чтобы он мог говорить. Это был дурак, знавший множество водевилей и смешных историй, всех забавлявших.

В четыре — пять дней я распродал все подарки, привезенные из Константинополя, и оказался владельцем почти пяти сотен цехинов. Я оставил себе только вина. Я забрал из рук евреев все, что заложил из-за проигрыша, отправляясь в Константинополь, и все распродал, твердо решив не играть по-глупому, а лишь пользуясь всеми преимуществами, которые знающий молодой человек, не лишенный ума, может использовать без того, чтобы его назвали мошенником. Здесь я должен сделать моему читателю описание Корфу, чтобы дать ему представление о тамошней жизни. Я не говорю о местном окружении, о чем может знать каждый.

В то время на Корфу был генеральный проведитор, который осуществлял там верховную власть и делал это блестяще: это был г-н Долфин, мужчина семидесяти лет, суровый, упрямый и невежественный, который не интересовался больше женщинами, но любил однако, чтобы они за ним ухаживали. Он каждый вечер давал ассамблеи и держал обеденный стол на двадцать четыре куверта.