История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

Факт тот, что в эту несчастную ночь в Санта-Мария в Песаро, я немного потерял, но много получил, потому что в том, что касается Терезы, при уверенности, что через десяток дней я снова соединюсь с ней, эта ночь не значила ничего. То, что я получил, входит в школу жизни человека. Я получил прививку от легкомыслия – предусмотрительность. Можно поставить сто против одного, что молодой человек, потеряв сначала кошелек, а затем паспорт, больше не будет терять ни того, ни другого. Так что эти два несчастья со мной больше не случались. Они происходили бы со мной, если бы я не боялся этого всегда. Легкомысленный же никогда не боится.

На другой день, когда сменился караул, меня направили к офицеру с физиономией, внушающей доверие. Он был француз. Французы всегда мне нравились, испанцы – наоборот. Я, однако, часто бывал жертвой обмана французов, и никогда – испанцев. Не будем доверять нашим вкусам.

– По какому случаю, г-н аббат, – говорит мне этот офицер, – я имею честь видеть вас у себя под стражей?

Вот стиль, который вызывает сразу вздох облегчения. Я информирую его обо всем, и, выслушав все, он находит все забавным. На самом деле, в моем несчастном приключении я не вижу ничего забавного; но человек, который находит это забавным, не может мне не нравиться. Он дает мне для услуг солдата, который за мои деньги достает мне кровать, сиденья, стол и все, что мне нужно. Он ставит кровать в мою комнату.

Пообедав со мной, он предложил мне партию в пикет, и я потерял за вечер три или четыре дуката; но он заверил меня в том, что мое умение не сравнится с его, и еще менее с умением офицера, который должен принять команду завтра. Он посоветовал мне поэтому не играть, и я последовал его совету. Он сказал мне также, что будет общий ужин, а после – составят банк в фараон; он сказал, что там будет банкёр, против которого я играть не должен. Он сказал, что это будет грек. Пришли игроки, играли всю ночь, понтёры проигрались и разругали банкёра, который, не обращая на них внимания, забрал деньги себе в карман, отдав часть офицеру моему другу, который участвовал долей в банке. Этого банкёра звали кадет дон Бепе; поняв по его выговору, что он неаполитанец, я спросил у офицера, почему он называл его греком, тот объяснил, что означает это слово, и урок, который он преподал в этой области, пригодился мне в дальнейшем.

В последующие четыре или пять дней ничего не произошло. На шестой день возвратился французский офицер, который хорошо обошелся со мной. Увидев меня, он обрадовался, что застал меня еще здесь. Я принял это как комплимент. К вечеру пришли те же игроки, и тот же дон Бепе, обыграв их, получил имя плута и удар тростью, которые принял браво. Девять лет спустя я увидел его в Вене капитаном на службе императрицы Марии-Терезии, под именем д’Афилизио. Десять лет спустя я встретил его полковником; затем видел его богачом-миллионером и, наконец, через тридцать – сорок лет после описанных событий увидел его на галерах. Он был красив и, что забавно, физиономия его, будучи красивой, имела вполне разбойничий вид. Я встречал и других в том же роде, например, Калиостро, и некоторых других, которые еще не на галерах, но неизбежно на них попадут, потому что «nolentem trahit». [7] Если читатель любопытствует, я скажу ему все на ухо.

Через девять – десять дней я был знаком и любим всей армией, ожидая между тем свой паспорт, который не должен был запоздать. Я гулял вне видимости часовых, и у них не было оснований опасаться моего побега, потому что я и не думал об этом; но тут приключился один из самых странных случаев в моей жизни.

Прогуливаясь в шесть часов утра в сотне шагов от кордегардии, я увидел офицера, который сошел с лошади, повесил ей повод на шею и пошел пешком. Размышляя о спокойствии этой лошади, которая вела себя как верный слуга, которому хозяин велел его ждать, я подошел и без всякой задней мысли взял повод, поставил ногу в стремя и сел на нее. Я первый раз в жизни сел на лошадь. Не знаю, тронул ли я ее своей тростью или каблуками, но лошадь бросилась как молния, очень быстро, почувствовав давление моих каблуков, которыми я сжимал ее, лишь чтобы удержаться в седле, причем моя правая нога не была в стремени. Когда я приблизился к последнему посту, мне приказали остановиться: то был приказ, который я не мог выполнить. Лошадь шла своей дорогой. Я слышал выстрелы, которые меня миновали. На первом посту австрийцев мою лошадь остановили, и я возблагодарил бога, что смог слезть. Гусарский офицер спросил меня, куда я так быстро еду, и я ответил, не подумав, что могу дать отчет только принцу Лобковиц, командующему армией, находящемуся в Римини. Офицер тут же приказал двум гусарам сесть на лошадей, мне помогли сесть на другую и, отконвоировав меня галопом в Римини, представили офицеру лейбгвардии, который приказал отвести меня к принцу.