История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

– Итак, – говорит мне старый генерал, – вашим слугой был принц!

– Я никогда не мог на такое надеяться, монсеньор, и сейчас я этому не верю.

– Как! Он умер, и он не был сумасшедший. Вы видели выписку из его свидетельства о крещении, его регалии, собственноручное письмо. Когда находятся при смерти, нет желания разыгрывать фарсы.

– Если Ваше Превосходительство считает все это правдой, мое уважение к нему предписывает мне молчать.

– Это не может быть ничем иным, как правдой, и мне удивительно, что вы сомневаетесь.

– Это оттого, монсеньор, что я осведомлен о семьях де Ларошфуко и дю Плесси; к тому же я слишком хорошо знал обсуждаемого человека. Он не был сумасшедшим, но был экстравагантным шутом. Я никогда не видел его пишущим, и он говорил мне двадцать раз, что никогда не учился.

– Его письмо говорит об обратном. Его печатка в герцогских регалиях: вы, может быть, не знаете, что г-н де Ларошфуко – герцог и пэр Франции.

– Прошу прощения, монсеньор, я все это знаю, и я знаю сверх того, что Франсуа VI имел женой демуазель де Вивонн.

– Вы не знаете ничего.

Этой сентенцией я был приговорен к молчанию. Я сделал это с удовольствием, поскольку увидел, что все мужское сообщество восприняло с восхищением, как я был унижен словами: «Вы ничего не знаете». Офицер сказал, что покойник был красив, имел благородный вид, очень умен и настолько хорошо держался в рамках своей роли, что никто не мог бы заподозрить, что он именно тот, кто он есть. Одна дама сказала, что если бы она его знала, она бы его разоблачила. Другой подхалим сказал, что тот был всегда весел, никогда не был гордецом по отношению к своим товарищам, и что он пел как ангел.

– Ему было двадцать пять лет, – сказала м-м Сагредо, глядя на меня, – и если правда, что он имел такие качества, вы должны это признать.

– Я не могу, мадам, изобразить его вам, приукрашивая, но лишь таким, каким он мне представляется. Всегда веселый, часто до безумия, поскольку проделывал кульбиты, распевая куплеты в гривуазном вкусе, и знал удивительное множество популярных историй о волшебниках, чудесах, чудесных подвигах, которые оскорбляли хороший вкус и которые поэтому заставляли смеяться. К его недостаткам, он был пьяница, грязнуля, распутник, вздорный и немного плут; но я терпел его, потому что он мне хорошо служил и поскольку я хотел практиковаться во французском с природным носителем языка. Он всегда говорил мне, что родом из Пикардии, крестьянский сын и дезертир. Когда он говорил мне, что не умеет писать, возможно, он меня обманывал.

В момент, когда я это говорил, вошел Кампорезе и сказал Его Превоскодительству, что «Величество» еще дышит. Генерал, кинув на меня взгляд, сказал, что был бы в восторге, если бы тот избегнул смерти.

– Я также, монсеньор; но духовник, несомненно, оставит его умирать этой ночью.

– Почему вы хотите, чтобы он оставил его умирать?

– Чтобы он избег галер, ибо Ваше Превосходительство осудит его как подделывателя свидетельства о крещении.

Насмешники прыснули со смеху, а старый генерал нахмурил свои черные брови. К окончанию ассамблеи м-м Ф., которую я проводил до ее коляски, подав руку г-ну Д. Р., сказала мне сесть с ней, поскольку идет дождь. Это был первый раз, когда она осчастливила меня подобным образом.

– Я думаю, как и вы, – сказала она, – но вы в высшей степени не понравились генералу.

– Это несчастье, которого не избежать, мадам, потому что я не обманываюсь.

– Вы могли бы, – сказал мне г-н Д. Р., – избавить генерала от доброй шутки об исповеднике, который заставит умереть принца.

– Я хотел его рассмешить, как рассмешил Ваше Превосходительство и Мадам. Ум, который заставляет смеяться, любят.

– Однако ум, который сам не смеется, не любят.

– Я держу пари на сто цехинов, что этот сумасшедший выздоровеет и, поскольку за него генерал, он воспользуется своим обманом. Мне не терпится увидеть его, принимаемого за принца и строящего куры м-м Сагредо.

При упоминании этого имени м-м Ф., не любившая эту даму, принялась хохотать, Сходя с коляски г-на Д. Р., она сказала мне зайти. Обычно после ужина у генерала они проводили полчаса у нее тет-а-тет, потому что г-н Ф. не показывался. Это также было впервые, когда эта прекрасная пара допустила к себе третьего, я был очарован этим отличием и не думал, что оно окажется без последствий. Удовлетворение, которое я почувствовал и которое должен был скрывать, не должно было помешать веселить общество и придавать комическую окраску предложениям, которые Мадам и Месье избирали темами разговора. Наше трио продолжалось четыре часа. Мы вернулись в отель в два часа утра. В эту ночь так получилось, что г-н Д. Р. и м-м Ф познакомились со мной. М-м Ф. сказала г-ну Д. Р., что она никогда так не смеялась и не думала, что простые слова могут заставить так смеяться.