История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

Итак, назавтра он оставил ее мне, и, сгорая от любви, я предвидел, что должно случиться. Сняв ложу, мы отправились в наш сад, где, в понедельник Пятидесятницы, было много народу. Но казен (клуб) был свободен, и мы решили пойти туда без предварительного заказа.

Мы вошли туда; неудивительно, что мы не решились пойти гулять, потому что десять или двенадцать компаний расположились за столиками в саду; мы решили поужинать в казене, собираясь пойти в Оперу лишь ко второму балету. Мы заказали соответствующий ужин. У нас было семь часов, она заверила меня, что мы не заскучаем, и, скинув с себя все принадлежности маски, бросилась в мои объятия, сказав, что хватит томить ей душу этим ужасным ужином, которым я так хорошо распорядился. Наши рассуждения сопровождались поцелуями, которыми мы осыпали друг друга. Но любовь поцелуями лишь отмечает желания, которые внушает это лицо, и, поскольку цель этих желаний иная, любовь возмущается, если не идут дальше.

— Ты видел, — спросила она, — что мой брат делал со своей дамой, когда она взобралась на него как на лошадь? Я быстро отошла к зеркалу, но не очень хорошо разглядела происходящее.

— Ты боишься, что я поступлю с тобой так же?

— Я уверяю тебя, что нет. Как могу я опасаться этого, зная, как ты меня любишь? Если бы ты меня так унизил, я больше не смогла бы тебя любить. Мы оставим все до той поры, когда женимся. Не правда ли? Ты любишь меня душой, как ты объяснил моей матери. Мы будем любить друг друга всегда. Но, поскольку я вспомнила, прошу тебя объяснить мне два стиха на подвязках.

— Есть два стиха? Я ничего не знаю.

— Доставь мне удовольствие, прочитай мне. Они французские. Одни были у меня, а другие у нее. Вот два стиха, которые я прочла, прежде чем передать ей подвязки:

En voyant tous les jours le bijou de ma belle
Vous lui direz qu\'amour veut qu'il lui soit fid`ele. [58]

Эти стихи, хотя и игривые, я нашел отличными, комичными и остроумными, и рассмеялся, и еще пуще засмеялся, когда вынужден был для нее объяснять все буквально. Столкнувшись с двумя новыми для нее идеями, она попросила их прокомментировать, что повергло в жар нас обоих. Первое, что я должен был сказать, — это что под прелестью подразумевается ее малышка, повелителем которой я могу стать, только женившись на ней, и второе — каким образом подвязки имели бы привилегию ее видеть в любой момент, если бы обладали глазами. К. К., красная, сказала, обняв меня от всего сердца, что ее прелести не нужно никаких комплиментов от подвязок, поскольку она твердо знает, что принадлежит только мужу.

— Я только недовольна, — добавила она, немного подумав, — что не осмелюсь никому показать мои подвязки. Скажи мне, о чем ты думаешь.

— Я думаю о том, что эти счастливые подвязки обладают привилегией, которую я, наверно, никогда не получу. Почему я не на их месте! Я умру, наверное, от этого желания, и умру несчастным.

— Нет, мой друг. Я нахожусь в таком же положении, потому что у тебя тоже должны быть прелести, которые меня интересуют, а я уверена, что буду жить. Но мы можем ускорить нашу свадьбу. Что касается меня, я готова отдать тебе мою руку хоть завтра, если хочешь. Мы свободны, и мой отец должен на это согласиться.

— Ты права, потому что сама честь его заставит; но я хочу, однако, прежде всего, оказать ему уважение, спросив его согласия, и наш дом будет построен очень скоро. Это займет не более восьми — десяти дней.

— Так долго? Ты увидишь, что он ответит, что я слишком молода.

— И он будет, наверно, прав.

— Нет, потому что я молода, но не слишком. Я уверена, дорогой друг, что я смогу быть женой.

Я горел, я не мог больше сопротивляться силе природы.

— Дорогой друг, — сказал я, сжав ее в объятиях, — ты уверена, что я тебя люблю? Думаешь ли ты, что я способен тебя покинуть? Ты уверена, что никогда не раскаешься, что вышла за меня?

— Я в этом более чем уверена, сердце мое; никогда не поверю, что ты способен причинить мне горе.

— Поженимся же сейчас перед лицом господа, в его присутствии; у нас не может быть более законного, более представительного свидетеля, чем наш создатель, который знает наше согласие и чистоту наших намерений. Нам нет нужды в записях. Дадим друг другу наши клятвы, соединим в этот момент наши судьбы, и будем счастливы. Мы проведем церемониал в церкви, когда это можно будет сделать публично.

— Я согласна, дорогой друг. Я обещаю богу и тебе быть с этого момента и до самой смерти твоей верной женой, и объявить это также моему отцу, священнику, который даст нам благословение, и всему свету.

— Я даю тебе, дорогой друг, такую же клятву, и заверяю тебя, что мы отныне женаты и принадлежим друг другу. Приди в мои объятия. Пойдем завершим наш брак в постели.

— Сейчас? Возможно ли, что я так близка к моему счастью?

Я пошел сказать хозяйке сада, чтобы нам не несли еды, пока мы не позовем, и не беспокоили нас, потому что мы хотим остаться на ночь. К. К. бросилась на кровать одетая, но я сказал ей, смеясь, что Амур и Гименей ходят голышом.