История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

Поскольку она не считала, что ее умное поведение может быть поставлено ей в заслугу, поступая так только из самолюбия, никакая гордыня, никакое чувство превосходства никогда не проявлялись в ней в ее отношениях с актрисами – своими товарищами, которые довольствовались тем, что блистали в свете ее таланта, не пытаясь прославиться своей добродетелью. Сильвия любила их всех и была любима всеми, она на публике воздавала им должное и хвалила их. Но она имела на это право: ей нечего было опасаться, ни одна не могла причинить ей малейшего вреда.

Природа отпустила ей еще десяток лет жизни. Она угасла в возрасте шестьидесяти лет, десятью годами позже того, как я с ней познакомился. Парижский климат оказывает такое воздействие на женщин-итальянок. Я видел ее за два года до ее смерти играющей роль Марианны в пьесе Мариво, где она, казалось, сама была в возрасте Марианны. Она умерла в моем присутствии, держа сына за руку и давая ему последние советы, за пять минут до кончины. Она была с почетом похоронена у церкви Св. Спасителя без всяких возражений со стороны кюре, который сказал, что ее профессия актрисы никогда не мешала ей быть христианкой.

Извините, читатель, за то, что я произнес в адрес Сильвии надгробное слово за десять лет до ее смерти. Когда я буду в том времени, я избавлю вас от этого.

Единственная дочь, главный объект ее нежности, сидела на этом ужине за столом возле нее. Ей было только девять лет. Весь поглощенный достоинствами матери, я не обращал никакого внимания на дочь. Это должно было прийти позже. Очень довольный этим первым вечером, я возвратился в мое жилище у м-м Кинзон, – таково было имя моей хозяйки.

Мадемуазель Кинзон при моем пробуждении зашла сказать, что снаружи стоит человек, который хочет предложить мне свои услуги в качестве слуги. Я увидел человека очень маленького роста. Это мне не понравилось, и я ему об этом сказал.

– Мой малый рост, мой принц, послужит вашей уверенности, что я не надену вашу одежду, чтобы пуститься в какую-то авантюру.

– Ваше имя?

– Такое, как вы захотите.

– Как? Я спрашиваю вас об имени, которое вы носите.

– я не ношу никакого. Каждый хозяин, у которого я служу, дает мне имя, и у меня их было за всю жизнь более пятидесяти. Я буду зваться именем, которое вы мне дадите.

– Но, наконец, вы должны иметь собственное имя, семейное.

– Семейное? У меня никогда не было семьи. У меня было имя в юности, но за двадцать лет, что я в слугах и меняю каждый раз хозяина, я его забыл.

– Я назову вас Эспри [22] .

– Вы оказываете мне честь.

– Возьмите: пойдите, разменяйте мне этот луи.

– Вот, пожалуйста.

– Я вижу, вы богаты.

– Весь к вашим услугам, месье.

– Кто может мне поручиться за вас?

– В бюро слуг, и также м-м Кинзон. Весь Париж меня знает.

– Достаточно. Я буду давать вам тридцать су в день, я не буду вас одевать, вы будете спать у себя и будете являться ко мне каждое утро в семь часов.

Ко мне зашел Баллетти и просил приходить к ним обедать и ужинать каждый день. Я сказал отвести себя в Пале-Рояль и оставил Эспри у дверей. Заинтересованный этой столь расхваливаемой прогулкой, я стал глядеть по сторонам. Я увидел довольно красивый сад, аллеи, обсаженные большими деревьями, пруды, высокие дома вокруг, множество прогуливающихся мужчин и женщин, лавочки там и тут, где продавали новые брошюры, ароматические воды, зубочистки, безделушки; я увидел соломенные стулья, которые сдавались за одно су, читателей газет, держащихся в тени, девиц и мужчин, завтракающих в одиночестве и в компании, официантов кафе, снующих быстро по лестнице, спрятанной среди деревьев. Я сел у пустого столика, гарсон спросил, чего я хочу, я спросил шоколаду без молока, и он его принес, мерзкого, в серебряной чашке. Я отставил его и сказал гарсону принести кофе, если он хорош.

– Превосходный, я сам его вчера приготовил.

– Вчера? Я не хочу его.

– Есть прекрасное молоко.

– Молоко? Я не пью его никогда. Сделайте мне чашку кофе на воде.

– На воде? Мы делаем его только после обеда. Не хотите ли баварского желе? Графинчик оршада?

– Да, оршад.

Я нашел напиток превосходным и решил пить его ежедневно на завтрак. Я спросил гарсона, что слышно нового, и он сказал, что Дофина родила принца; сидящий рядом аббат сказал ему, что он глупец: она родила принцессу. Третий подошел и сказал:

– Я из Версаля, и Дофина не родила, ни принца, ни принцессу.