История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3

После ужина, видя, что Генриетта, кажется, спокойна, я спросил, не кажется ли ей, что она знает г-на д’Антуэн.

– Совсем не кажется. Мне знакомо это имя. Это фамилия, известная в Провансе, но его лично я не знаю.

– Может ли быть, что он тебя знает?

– Может быть, он меня видел, но наверняка со мной не разговаривал, потому что я бы его узнала.

– Эта встреча меня тревожит, и мне кажется, что и ты обеспокоена. Покинем Парму, если хочешь, и уедем в Женеву, а когда мое дело будет улажено, вернемся в Венецию.

– Да, дорогой друг, нам будет спокойнее. Но думаю, нам нет нужды торопиться.

На другой день мы были на маскараде, а на следующий день вернулись в Парму. Два-три дня спустя, молодой слуга Коданья отдал мне письмо, говоря, что курьер, который его принес, ждет за дверью, чтобы получить ответ.

– Это письмо, – сказал я Генриетте, – меня беспокоит.

Она взяла его и, прочитав, вернула, сказав, что полагает г-на д’Антуэн человеком чести и, соответственно, нам нечего опасаться. Вот это письмо:

– «У вас, месье, либо у меня, или где вы захотите, в час, который вы назовете, прошу позволить мне сказать вам кое-что, что должно вас очень заинтересовать. Имею честь, ваш покорный слуга, и т. д. д’Антуэн. Г-ну Фаруччи»

– Я думаю, – сказал я Генриетте, – что должен его выслушать. Но где?

– Не здесь и не у него; но в дворцовом саду. Письмо должно содержать только время, которое ты ему назначишь.

В соответствии с этим мнением, я написал ему, что буду в одиннадцать с половиной часов в первой аллее герцогского сада, попросив, чтобы он назначил мне другое время, если это ему неудобно. Одевшись и подождав час, я направился на место свидания. Мы оба старались казаться спокойными, но оба волновались. Нам не терпелось узнать, что происходит.

В одиннадцать с половиной часов я увидел, как на аллее появился г-н д’Антуэн, один.

– Я был вынужден, – сказал он, – воспользоваться вашей любезностью, поскольку не мог найти другого более надежного средства, чтобы доставить м-м д’Арси это письмо. Я вынужден просить вас передать его ей и не счесть за обиду, что передаю его вам запечатанным. Если я ошибаюсь, ничего страшного, и мое письмо не требует ответа, но если я не ошибся, только дама вольна разрешить вам его прочесть. Поэтому оно запечатано. То, что в нем содержится, если вы действительно друг мадам, должно вас заинтересовать так же, как ее. Могу я быть уверен, что вы его ей передадите?

– Месье, даю вам в этом слово чести.

Глава V

Генриетта принимает г-на д’Антуэн. Я теряю эту любимую женщину и провожаю ее до Женевы. Я пересекаю Сен-Бернар и возвращаюсь в Парму. Письмо Генриетты. Мое отчаяние. Де ла Хэйе привязывается ко мне. Неприятная авантюра с актрисой, ее последствия. Я становлюсь святошей. Бавуа. Мистификация с офицером-фанфароном.

Пересказав Генриетте слова г-на д’Антуэн, я передал ей письмо, содержавшее четыре страницы. Она сказала мне, прочтя его, что честь двух фамилий не позволяет ей дать мне его прочесть, и что она должна принять г-на д’Антуэн, который приходится ей родственником, как она теперь поняла.

– Итак, – сказал я, – вот начало последнего акта. Несчастный! Какая катастрофа! Наше счастье пришло к концу. Зачем мы так долго оставались в Парме? Какое ослепление с моей стороны! По всем обстоятельствам во всей Италии не было места более опасного, чем это, и я отдал ему предпочтение перед всей остальной землей, потому что везде, за исключением Франции, как я понимаю, никто бы ничего не знал. Тем более несчастный, потому что это была целиком моя ошибка, потому что ты не имела другой воли, кроме моей, и ты никогда не скрывала своих опасений. Но мог ли я совершить более грубую ошибку, чем позволить дю Буа сблизиться с нами? Я должен был предвидеть, что этот человек в конце концов преуспеет в удовлетворении своего любопытства, слишком естественного, чтобы я мог поставить его ему в вину, но которое однако никогда бы не возникло, если бы я не позволил ему зародиться, и возросшее, когда он получил к нам полный доступ. Но зачем думать сейчас обо всем этом, когда у нас нет больше времени? Я предвижу, что произойдет все, что можно себе вообразить самого печального.