— Я знаю графа Капсучефало два года, и знакомство с ним мне полезно. Хотя он и не платил мне денег, он знакомил меня со множеством людей. В конце прошедшей осени он пришел однажды ко мне и сказал, что если я могу замаскироваться в монахиню, с помощью одежд, которые он мне принесет, и притвориться ею для англичанина, который проведет со мною ночь как счастливый любовник, я получу пятьсот цехинов. Он заверил, что мне нечего опасаться, что он сам отведет меня в казен, где меня будет ждать простак, и заберет меня оттуда в конце ночи в мой предполагаемый монастырь. Эта интрига мне понравилась. Я заранее посмеялась. Я сказала ему, что готова… Притом, что, — спрашиваю я вас, — может ли женщина моей профессии противиться желанию получить пять сотен цехинов. Находя дело весьма забавным, я его похвалила и заверила, что сыграю свою роль хорошо. Дело было сделано. Мне не нужно было других инструкций, кроме тех, что касаются диалога. Он сказал, что англичанин может разговаривать со мной только о моем монастыре и, для проформы, о любовниках, которые у меня могут быть, и эти разговоры я должна пресекать и отвечать со смехом, что я не знаю, о чем он спрашивает, и даже говорить, дурачась, что я монашенка только для маскарада, и чтобы убедить его, должна, смеясь, показывать свои волосы. Это ему не помешает, говорил он, поверить, что я монашка, которую он любит, потому что он должен быть уверен, что я и не могу быть иной. Понимая всю ловкость этого тонкого мошенничества, я не озаботилась даже узнать, как зовут ту монахиню, которую я должна изображать, и из какого она монастыря. Единственное, что меня интересовало, были сотни цехинов. Это настолько верно, что, несмотря на то, что я с вами спала, и что нашла вас очаровательным и заслуживающим скорее, чтобы платили вам, а не вы сами, я не удосужилась узнать, кто вы. Я не знаю этого и сейчас, когда говорю с вами. Вы знаете, как мы провели ночь, я нашла вас восхитительным, и бог знает, с каким удовольствием согласилась провести сегодня с вами подобную. Вы дали мне тогда пять сотен цехинов, но, как сказал мне Капсучефало, я должна теперь удовольствоваться сотней, которой поделюсь с ним. Я все вам рассказала, но я ни в чем не виновата, потому что могу наряжаться как хочу, и не могу помешать тем, кто спит со мной, считать меня святой, если им это нравится. Вы нашли у меня оружие, но нельзя меня за это винить, потому что я взяла его только для защиты жизни, если кто-то захочет учинить надо мной некое насилие. Я ни в чем не виновата.
— Ты меня знаешь? — спросил я.
— Нет. Я вижу вас, однако, проходящим часто под моими окнами. Я живу в С.-Рок, в первом доме слева, переходя мост.
После этого рассказа мы сочли Капсучефало сто раз достойным железного ошейника и галер, но женщина нам показалась невинной в своем качестве шлюхи. Она должна была быть на десять лет старше, чем М. М., она была симпатичная, но блондинка, а моя дорогая подруга была светлой шатенкой и выше, по меньшей мере, на три дюйма.
После полуночи мы сели за стол и поели то, что приготовила нам Антуанетта, с большим аппетитом. Мы согласились оставить там бедную дьяволицу, не дав ей ни стакана вина. Нам показалось правильным поступить таким образом. В наших застольных беседах Резидент прокомментировал, как друг и как умный человек, мои усилия, чтобы убедиться, что речь не шла о М. М. Он сказал, что было бы неестественно, чтобы я все это проделал, если не был влюблен в нее. Я ответил, что, будучи приговорен и ограничен приемной, я могу об этом лишь сожалеть; он ответил мне, что охотно платил бы сто гиней в месяц за одну лишь привилегию наносить ей визиты к решетке. Говоря это, он дал мне сотню цехинов, что был мне должен, поблагодарив меня за доставленное удовольствие. Я без стеснения положил их в карман.
В два часа после полуночи мы услышали тихий стук в дверь со стороны улицы.
— Ну вот, дружок, — говорю я ей, — будьте благоразумны и будьте уверены, что все выяснено.
Он входит и видит Мюррея и красотку. Он замечает, что здесь имеется третий, только когда я запираю на ключ дверь в прихожую. Он поворачивается и видит меня. Он меня узнает. Он говорит мне, не теряя самообладания:
— А! Это вы? Проходите. Вы должны знать о необходимости соблюсти секрет.
Мюррей смеется и говорит, чтобы тот сел. Он спрашивает, держа в руках пистолеты мошенницы, куда он ее отведет до того, как наступит день, и тот отвечает, что отведет ее к ней.
— Может так статься, — говорит Резидент, — что обоим придется идти в тюрьму.
— Нет, — отвечает он, — потому что это наделает много шума, и над вами будут смеяться. Пойдем, говорит он девице, одевайтесь и уходим.
Резидент протягивает ему стакан Понтака[32]
и сутенер пьет за его здоровье. Мюррей играет красивую кадриль бриллиантом на его пальце, и, показывая, что заинтересован, снимает его. Находит, что он хорош, и спрашивает, сколько он стоит.— Он стоит, — отвечает Капсучефало растерянно, — четыреста цехинов.
— Я беру его за эту цену, — отвечает Резидент.