История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

Во второй день я оказался под первой доской, имевшей толщину два дюйма, вторая доска, по моим представлениям, должна была быть такой же. Не имея несчастья заиметь визиты и все время их опасаясь, я достиг за три недели полного разрушения трех слоев досок, под которыми обнаружил каменный пол, выложенный маленькими кусками мрамора, который называют в Венеции terrazzo marmorin[58]. Это обычный пол в апартаментах всех венецианских домов, принадлежащих небедным людям. Большие сеньоры предпочитают terrazzo из паркета. Я был подавлен, потому что видел, что мое отверстие дальше не пробьется; я старался нажимать, упираться — мое острие скользило. Это событие подломило мой дух. Я вспомнил Ганнибала, который, согласно Титу Ливию, проделал проход в Альпах, разрушая ударами секир скалы, размягченные с помощью уксуса; вещь, которая мне казалась немыслимой, не только из-за слабой силы кислоты, но и из-за колоссального количества потребного уксуса. Я полагал, что Ганнибал использовал для этого не aceto[59], а asceta[60], которое на падуанской латыни могло означать то же, что и ascia[61], и что ошибка могла произойти по вине копиистов. Я, тем не менее, залил в углубление бутыль крепкого уксуса, что у меня был, и на другой день, то ли из-за эффекта уксуса, то ли за счет большего спокойствия, я увидел, что мне удастся углубиться до конца, потому что речь шла не о том, чтобы разбить маленькие кусочки мрамора, но чтобы размельчить концом моего орудия цемент, который их связывал; и я был очень доволен, потому что увидел, что главная трудность сосредотачивалась лишь на поверхности; за четыре дня я разрушил весь этот пол, так что острие моего эспонтона не затупилось. Блеск его поверхностей стал даже еще прекрасней… Под мраморной кладкой я нашел другой пол, как я и ожидал; это должен был быть последний, то есть первый по порядку в крыше всего помещения, балки которого держали плафон. Я взрезал этот слой с некоторыми повышенными трудностями, потому что моя дыра стала десяти дюймов глубины. Я непрерывно обращался к милосердию Божьему. Мудрые умы, говорящие, что молитва ничего не дает, не знают, чего говорят. Я знаю, что, помолившись Богу, я всегда чувствовал себя более сильным, и этого достаточно, чтобы признать силу молитвы, то ли от того, что прибавление сил шло непосредственно от Бога, то ли как физическое следствие того доверия к нему, которое возникало.

Двадцать пятого июня, в день, когда только республика Венеция празднует чудесное появление евангелиста Св. Марка в эмблематической форме крылатого льва в церкви дворца дожей в конце одиннадцатого века, событие, показывающее мудрость Сената, который нашел время, чтобы возблагодарить Св. Теодора, влияния которого стало более недостаточно, чтобы обеспечивать дальнейший рост города, и принять своим покровителем этого святого ученика Св. Павла и Св. Петра, согласно Евсебию, которого им послал Господь. В этот же день, в три часа после полудня, когда я голый и весь в поту трудился над моей дырой, в которой, чтобы ее видеть, я зажег лампу, я услышал в смертельном ужасе пронзительный скрип засова двери первого коридора. Какой момент! Я гашу лампу, прячу в дыру мой эспонтон, бросаю внутрь мою салфетку, поднимаюсь, поспешно ставлю на место в алькове подпорки и настил кровати, набрасываю сверху тюфяк, матрасы и, не имея времени постелить простыни, падаю поверх них как мертвый в тот самый момент, как Лорен открывает мою камеру; моментом ранее он бы меня захватил врасплох. Лорен собирается переступить через меня, но я испускаю крик, который заставляет его, согнувшись, выскочить за дверь, говоря высокомерно:

— Боже мой! Я сожалею о вас, месье, потому что здесь жарко как в пекле. Поднимайтесь и возблагодарите Бога, который направляет вам превосходную компанию. Входите, входите, светлейший сеньор, — говорит он несчастному, который следует за ним. Этот тупица не обращает внимания на мою наготу, и вот, светлейший заходит, обходя меня и не обращая внимания на то, что я делаю, я собираю мои простыни, бросаю их на кровать и не могу нигде найти мою рубашку, которую приличие обязывает надеть.

Этот вновь прибывший полагает, что вошел в ад. Он кричит:

— Где я? Куда меня завели? Какая жара! Какая вонь! С кем я нахожусь?

Лорен отвечает ему из-за двери, призывая меня надеть рубашку и выйти в чердак; он говорит ему, что у него приказ пойти к нему и принести для него кровать и все, что тот прикажет, и что до его возвращения он может прогуливаться по чердаку, а пока камера проветрится через открытую дверь от вони, которая происходит всего лишь от масла! Конечно, запах идет от лампы, которую я загасил, не обрезав фитиль. Лорен не задал мне при этом ни одного вопроса; значит, он знал все; Еврей ему все рассказал. Как я был счастлив, что он не мог рассказать ему больше! Я почувствовал с этих пор некоторую благодарность к Лорену.