История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

Из библиотеки мы прошли в ее лабораторию, которая меня удивила; она показала мне материю, которую держала в огне в течение пятнадцати лет, и которую нужно было держать там еще четыре или пять. Это был Порошок Преображения, который должен был за минуту превращать любой металл в золото. Она показала мне трубу, в которой осаждается уголь и поддерживает в печи огонь все время нужной температуры, поступая туда под действием собственного веса, так, что она часто не заходит в лабораторию по три месяца, не боясь, что огонь погаснет. Через маленький проход снизу отводится зола. Кальцинирование ртути было для нее детской забавой; она продемонстрировала мне кальцинат и сказала, что когда я захочу, она покажет мне процесс. Она показала мне «дерево Дианы» знаменитого Таллиамеда, ученицей которого она была. Этот Таллиамед, как известно всем, был ученый Майе, который, согласно м-м д'Урфе, не умер в Марселе, как убеждал всех аббат ле Массерье, но жив, и она сказала мне с легкой улыбкой, что она часто получает от него письма. Если бы Регент Франции его слушал, он жил бы до сих пор. Она сказала мне, что Регент был ее первейший друг, что это он дал ей прозвище Эгерии[19] и это он выдал замуж м-м д'Урфе. У нее был комментарий Раймонда Луллия, который прояснял все то, что Арнольд де Вильнёв записал после Роджера Бэкона и Жебера, которые, согласно ей, не умерли. Этот драгоценный манускрипт был в шкатулке из слоновой кости, ключ от которой она держала при себе, впрочем, ее лаборатория была закрыта от всех. Она показала мне бочонок, наполненный платиной из Перу, которую она могла конвертировать в золото, когда заблагорассудится. Лично г-н Вуд преподнес ей это в подарок в 1743 году. Она показала мне такую же платину в четырех разных вазах, из которых в трех она лежала, неповрежденная, залитая кислотами серной, азотной и соляной, и лишь в четвертой, где она использовала царскую водку, платина не смогла сопротивляться. Она расплавляла ее с помощью вогнутого зеркала и сказала мне, что только платина не поддается любым другим способам плавления, чем, по ее словам, оказывается выше золота. Она показала мне ее осаждение с помощью нашатыря, чего нельзя добиться для золота. У нее была печь атанор, действующая уже пятнадцать лет. Я видел, что она полна сажи, что указывало, что ею пользовались за день-два до того. Возвращаясь к ее «Дереву Дианы», я со всем уважением поинтересовался, не полагает ли она, что это просто детская игра для развлечения. Она с достоинством ответила, что также для развлечения она создала деревья, используя серебро, ртуть и пары селитры, совместно кристаллизуя их, и что она не рассматривает свое дерево только как металлическое растение, предназначенное лишь для того, чтобы демонстрировать в миниатюре то, что природа может творить в большом масштабе, но сказала, что она может создать дерево Дианы, которое будет настоящим солнечным деревом, способным производить золотые яблоки, которые можно собирать и которые воспроизводятся вплоть до исчерпания одного из ингредиентов, который она смешивает с «шестью прокаженными»[20] в соотношении их качеств. На это я скромно заметил, что не считаю это возможным без «порошка творения» . М-м д'Юрфе ответила мне лишь милой улыбкой. Она показала мне чашку из фарфора, где лежали нитраты ртути, серы и, в другой чашке, — соль постоянства .

— Полагаю, — сказала мне маркиза, — вы знаете, что это за ингредиенты.

— Я их знаю, — ответил я, — если эта «соль постоянства» — из урины .

— Да, вы знаете.

— Я восхищен, мадам, вашей проницательностью. Вы проанализировали амальгамацию, с помощью которой я начертал пентакль на бедре вашего племянника, но здесь нет известкового налета, который мог бы проявить для вас слова, что придают силу пентаклю.

— Для этого не нужно известкового налета, а лишь манускрипт одного адепта, лежащий у меня в комнате, который я вам покажу, где эти слова выписаны.

Я ничего не ответил, и мы вышли из лаборатории.

Едва войдя в свою комнату, она достала из ящика черную книгу, которую положила на свой стол, и стала искать фосфор; пока она искала, я открыл книгу, что лежала сзади нее, и увидел, что она покрыта пентаклями и, к счастью, увидел тот самый талисман, что начертал на бедре ее племянника, в окружении имен Гениев планет, за исключением двух — Сатурна и Марса, и быстро закрыл книгу. Эти Гении были те же, что у Агриппы, которого я знал, но, не показывая виду, я подошел к ней, когда она, секунду спустя, нашла фосфор, что меня действительно удивило, но я поговорю об этом позже.

Мадам присела на свое канапе, указав мне сесть рядом и спросив, знаю ли я талисманы графа де Треве[21].

— Я никогда о них ни с кем не говорил, но я знаю талисманы Полифила.

— Говорят, что это те же самые.

— Я так не думаю.