История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

Итак, этот аббат, изложив мне краткую диссертацию о природе секретных поручений и об осторожности, которую должны соблюдать те, кто этим занимается, сказал, что прежде всего должен разъяснить мне, что из себя представляет некое дело, на которое я могу согласиться, и приглашает меня пообедать. Я познакомился за столом с аббатом Галиани, секретарем посольства Неаполя. Он был братом маркиза, о котором я говорил, когда описывал мое путешествие в эту страну. Этот аббат был весьма умен. Он обладал в высшей степени талантом придавать всему, что он говорил самого серьезного, комическую окраску, притом без всякого смеха, говоря превосходно по-французски, с легким неаполитанским акцентом, что делало его ценимым во всякой компании. Аббат де Лавиль сказал ему, что г-ну де Вольтеру понравилось, как он перевел его «Генриаду» неаполитанскими стихами, так, что вызывал смех у читателей. Тот ответил, что Вольтер ошибся, потому что такова природа неаполитанского языка, на который невозможно переложить стихи, не вызывая смеха.

– Представьте себе, – сказал он, – что мы бы имели перевод Библии и Илиады, и они вызывали бы смех.

– Оставим в стороне Библию, но относительно Илиады я удивлен.

Возвратившись в Париж накануне отъезда м-ль де ла М-р, ставшей м-м П., я не мог себе отказать пойти к м-м ХХХ, чтобы принести той свои поздравления и пожелать ей хорошего путешествия. Ее непринужденный и удовлетворенный вид, вместо того, чтобы меня уколоть, мне понравился. Явный знак моего выздоровления. Мы поговорили без малейшей враждебности. Ее муж показался мне очень достойным человеком. Отвечая на его авансы, я предложил нанести ему визит в Дюнкерке, без намерения сдержать свое слово, но я его сдержал. Итак, Тирета остался один со своей куколкой, чья привязанность становилась с каждым днем все более безумной.

В спокойствии души я продолжал питать чистую любовь к Манон Баллетти, которая ежедневно демонстрировала мне все новые знаки своей сердечной привязанности. Дружба и уважение, которые привязывали меня к ее семье, удерживали меня от всякого намерения ее соблазнить, но, делаясь день ото дня все более в нее влюбленным и не думая просить ее в жены, я не вдумывался, какова же может быть моя цель. В начале мая аббат де Берни написал мне явиться в Версаль переговорить с аббатом де Лавиль. Этот аббат спросил, не буду ли я любезен посетить восемь-десять военных кораблей, стоящих на рейде Дюнкерка, чтобы познакомиться с офицерами, которые ими командуют, с тем, чтобы быть в состоянии сделать ему доклад обо всем, что касается их снабжения, численности матросов, разного рода боеприпасов, управления и полиции. Я ответил, что могу провести такое исследование и по возвращении подам ему письменный рапорт, и что он сам скажет, хорошо ли я справился с поручением.

– Это будет, – сказал он, – поручение секретное, я не могу дать вам никакого письма. Я могу только пожелать вам доброго пути и дать вам денег.

– Мне не надо никаких денег. Вы дадите мне по моем возвращении столько, сколько сочтете нужным; и до отправления мне понадобится не менее трех дней, потому что я должен обеспечить себя несколькими письмами.

– Постарайтесь только вернуться до конца месяца. Это все.

В тот же день я имел во дворце Бурбон получасовую беседу со своим покровителем, который, не одобрив мою деликатность при отказе от выдачи денег авансом, дал мне сверток в сотню луи, будучи, как всегда, сам человеком деликатным. С этого момента я больше не прибегал к заимствованиям из кошелька этого щедрого человека, за исключением случая в Риме, четырнадцать лет спустя.

– Что касается секретного поручения, – сказал он, – я сожалею, что не могу дать вам паспорт, но вы сможете получить его под неким предлогом у камергера этого года, по протекции Сильвии. Вам надо будет вести себя крайне осмотрительно, и, в особенности, в отношении коррупции, поскольку, вы, полагаю, понимаете, что если с вами случится какая-нибудь неприятность, жалоба вашему поручителю вам не поможет. От вас откажутся. Единственные признаваемые шпионы – это послы. Вам необходимо проявлять сдержанность и осторожность. Если по вашем возвращении вы покажете мне свой доклад, прежде чем нести его к аббату де Лавиль, я скажу вам свое мнение относительно того, о чем следует умолчать.