– Никого, и даже не пытаюсь узнать, кто это будет.
– Могу ли я поцеловать вам руку?
– Почему руку?
Она отняла руку и дала мне свой рот, возвратив весьма скромно поцелуй, который шел от всего сердца, но я на этом остановился, когда она сказала, что сделала бы так и в присутствии своего отца, если мне это нравится.
Мы прибыли в концерт, где Эстер встретила множество девиц, своих подруг, дочерей богатых негоциантов, красивых и дурнушек, всех старавшихся ее расспросить, кто я такой. Она могла им сказать только мое имя, но очень оживилась, когда увидела невдалеке прекрасную блондинку; она спросила меня, нахожу ли я ту привлекательной; я ответил ей, как оно и было взаправду, что не люблю блондинок.
– Я хочу, однако, вас ей представить, потому что она, может быть, ваша родственница; ее зовут, как и вас, и вот ее отец. Месье Казанова, – говорит она ему, – я представляю вам г-на Казанова, друга моего отца.
– Возможно ли это? Я хотел бы также быть, – говорит он, – вашим другом, но мы, возможно, родственники. Я из семьи, происходящей из Неаполя.
– Тогда мы родственники, хотя и очень дальние, потому что мой отец был из Пармы. У вас есть ваша генеалогия? Мне надо было бы ее завести, но, по правде говоря, у меня не было для этого случая, потому что в этой стране не считаются с этими условностями.
– Не важно, мы можем развлечься на четверть часа, не делая из этого никакого парада. Я буду иметь честь нанести вам завтра визит и принесу вам серию своих предков. Надеюсь, вы не будете огорчены найти среди них своего прародителя?
– Я буду этим очарован, месье, и сам буду иметь честь прийти вас повидать завтра. Смею ли спросить, есть ли у вас здесь коммерческая контора?
– Никакой. Я здесь по финансовым делам и по поручению министра Франции. Я адресуюсь к г-ну Пелс.
Г-н Казанова сделал знак своей дочери, та подошла и он ее мне представил. Она была близкой подругой Эстер; я сел между ними двумя и начался концерт. После прекрасной симфонии, скрипичного концерта и другого – для гобоя, появилась итальянка, о которой столько говорили и которую звали Тренти, и встала позади человека, сидящего за клавесином. Мое удивление было велико, потому что я узнал в предполагаемой м-м Тренти Терезу Имер, жену танцовщика Помпеати, которую читатель, может быть, помнит. Я знал ее за восемнадцать лет до этой эпохи, когда старый сенатор Малипьеро выдал мне удары тростью, застав внезапно за детскими развлечениями с ней, и увидел ее снова в 1753 году в Венеции, где мы один или два раза предались любви, уже не по-детски, а по настоящему. Она уехала в Байрейт, где была любовницей маркграфа. Я хотел ее там повидать, но К. К. и монашенка М. М. не оставили мне свободного времени. Потом меня поместили в Пьомби, и я больше ничего о ней не знал. Каково же было мое удивление увидеть ее на концерте в Амстердаме! Я ничего не говорил, слушая арию, которую она пела ангельским голосом, предваряемую речитативом, начинающимся словами:
– И наполняется ли ее тарелка?
– Очень мало, потому что все, кто здесь присутствует, уже оплатили свои билеты. Так что хорошо, если она выручает тридцать или сорок флоринов. Она будет послезавтра в концерте в Лейдене, на следующий день – в Гааге, а еще через день – в Роттердаме, затем она вернется сюда; уже более шести месяцев она ведет эту жизнь, и все всегда в восхищении от ее пения.
– У нее есть любовник?
– Говорят, что у нее есть молодые люди в каждом из этих городов, но что они, вместо того, чтобы давать ей деньги, получают их от нее, поскольку сами не имеют ни су. Она ходит всегда одетая в черное, не только потому, что она вдова, но и по причине великого горя, которое, как она говорит, у нее случилось. Вы ее увидите обходящей наш ряд через полчаса.
Я отсчитал у себя в кармане двенадцать дукатов и завернул их в бумажку, ожидая ее с сильным сердцебиением, которое заставляло меня внутренне смеяться, потому что я не находил ему причины.
Когда она пересекла ряд перед моим, я увидел, что она очень удивлена при виде меня, но я отвел от нее взгляд, продолжая разговор с Эстер. Когда она оказалась передо мной, я положил на ее тарелку маленький сверток, не глядя на нее, и она прошла дальше. Но я хорошо разглядел маленькую девочку четырех-пяти лет, сопровождающую ее, которая вернулась обратно, когда они дошли до конца ряда, чтобы поцеловать мне руку. Я был поражен, так как увидел голову этого ребенка, с моей собственной физиономией. Я смог притаиться, но малышка, внимательно на меня глядя, оставалась на месте.
– Не хотите ли конфет, прелестное дитя? – спросил я, берите коробку.