История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

В соответствии с этим обещанием, я не видел препятствий, чтобы пойти на следующий день переговорить с г-ном Шабан, начальником полиции, чтобы просить провести расследование по поводу бегства этой девушки. Я просто посчитал, что этот демарш с моей стороны послужит тому, чтобы лучше меня прикрыть. Этот человек, вполне обладавший умом, присущим этой профессии, и хорошо ко мне относившийся с тех пор, как Сильвия познакомила меня с ним у себя пять или шесть лет назад, рассмеялся, когда понял, по какому поводу я прошу провести расследование. Он спросил меня, действительно ли я считаю нужным, чтобы было раскрыто место, где находится англичанка. Со своей стороны, мне нетрудно было понять, что он готов ткнуть меня в него носом. Я перестал в этом сомневаться, когда, выходя от него, столкнулся с г-ном Фарсетти.

На следующий день я направился отчитаться о моем бесполезном демарше перед м-м Кс. К.В. Она ответила мне, что была более счастлива, чем я, в своих изысканиях, и что если я хочу пойти вместе с ней в тот дом, где находится ее дочь, она уверена, что я уговорю ее вернуться домой. Я ответил с безмятежным видом, что готов сопровождать ее всюду. Поймав меня на слове, она поднялась, взяла свою накидку, и, дав мне карточку, сказала приказать моему кучеру следовать по указанному в ней адресу.

Тяжелый момент для меня! Сердце забилось, угрожая выскочить из груди. Я ожидал увидеть адрес монастыря, где находилась Мисс. Не знаю, как бы я это проделал, но, разумеется, я бы туда не поехал.

Душа моя вернулась на свое место, когда я прочел название той самой аллеи на площади Обер.

Я отдал приказ кучеру, мы вышли на аллее, и я выдал сатисфакцию этой бедной матери, сопровождая ее со всей возможной вежливостью по всем окрестным апартаментам, и, в конце концов, по всем этажам. По окончании этого странного безуспешного обыска я увидел ее огорченной, но удовлетворенной, и с видом, просящим у меня извинения. Она даже знала фиакр, на котором ее дочь приехала на эту аллею. Она сказала мне, что поваренок отеля говорил, что два раза был у меня, принося письма, и что Мадлен говорила только, что была уверена, что я влюблен в Мисс, как и она в меня.

Отвезя м-м Кс. К.В. к ней домой, я направился к графине дю Рюмэн, чтобы дать ей отчет и подробно написать обо всем юной затворнице.

Три или четыре дня спустя м-м дю Рюмэн передала мне первое из ее писем, в котором она писала мне о спокойствии, которым наслаждается ее душа, и о благодарности, которой она проникнута за все, что я для нее сделал. Она воздала хвалы аббатисе и монашенке и назвала книги, которые ей передали, в соответствии с ее вкусом. Она платила шесть франков в день и дала четыре луи монашенке, пообещав ей платить так каждый месяц. Ее стесняло лишь то, что аббатиса просила ее не выходить из своей комнаты.

Но что доставило мне еще большее удовольствие, это письмо, которое аббатиса написала графине. Она воздала самые высокие похвалы прекрасной страдалице, ее нежности, ее уму и благородству ее манер. Она заверила, что заходит навестить ее каждый день. Удовольствие м-м дю Рюмэн меня очаровало. Я дал ей почитать письмо, которое написала мне Мисс, и видел, что она еще более довольна.

Единственно недовольными были м-м Кс. К.В., Фарсетти и старый Генеральный фермер, о приключениях которого рассказывали в светских кругах, в Пале Рояль и во всех кафе. Обо мне говорили тоже, но я это игнорировал.

Что касается ла Попелиньера, он настолько хорошо воспринял свою роль, что сделал из нее сюжет одноактной пьесы, которую сам написал и которую поставил в своем маленьком театре в Пасси. Таков был характер этого человека. Его гербом был петух, со словами Fovet et Favet[39]. Эмблема толерантности, которую, однако, он проявил слабо в знаменитом приключении на дороге.

Три месяца спустя после исчезновения англичанки, как ее называли, он отправил одного из своих клевретов в Бордо, где заключил по доверенности брак с очень красивой девицей, дочерью городского головы. Она подарила ему, по прошествии двух лет, мальчика, который родился через шесть месяцев после его смерти. Бесчестный бродяга, наследник этого богатея, обвинил вдову в адюльтере и заставил объявить новорожденного бастардом, к позору парламента, вынесшего такое решение, вопреки законам, божественным и человеческим, всей знати и всем чувствительным людям Франции, которые говорили о вопиющей несправедливости такого решения. Скандал был всеобщий, и невинная вдова ла Попелиньер не смела больше появляться после невероятного проигрыша процесса, который был возобновлен слушанием в том же самом парламенте, который в другой раз объявил легитимным ребенка, родившегося одиннадцать месяцев спустя после смерти своего отца, то-есть мужа вдовы.

Восемь-десять дней спустя после бегства Мисс я окончательно прекратил визиты к ее матери: дурной прием, оказываемый мне ею, принудил меня к этому.

Глава X