История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Я жил бы счастливо с этой очаровательной женщиной, но мне ненавистна была мысль обосноваться где-нибудь. Я мог бы в Неаполе купить землю, которая сделала бы меня богатым; но мне при этом следовало выработать жизненную программу, которая была абсолютно противна моей натуре. После ужина я распрощался со всеми и отбыл на рассвете, чтобы быть на следующий день в Риме. Мне предстояло миновать только пятнадцать почтовых станций по очень хорошей дороге.

Прибыв в Карильяно, я увидел коляску итальянского типа, на двух колесах, называемую « мантисой » [47] , в которую запрягали двух лошадей. Мне нужны были четыре; я спускаюсь и жду, пока запрягут. Я оборачиваюсь и вижу сидящую в этой коляске синьору Диану, с молоденькой красивой девицей: Это виртуозка принца Кассаро, который должен мне триста унций. Она говорит мне, что едет в Рим и была бы весьма рада проделать это путешествие вместе.

– Мы, – говорит она, – проведем ночь в Пиперно.

– Мадам, я остановлюсь только в Риме.

– Мы все равно приедем туда завтра.

– Я это знаю, но я сплю в моем экипаже лучше, чем на этих плохих кроватях в гостиницах.

– Я не осмеливаюсь ехать ночью.

– Тогда мы увидимся в Риме.

– Это плохо. Вы видите, что у меня только бестолковый слуга; моя горничная не более смелая, чем я, и к тому же дует сильный холодный ветер, а коляска открытая. Я поеду в вашей.

– Со мной мой секретарь, который позавчера сломал руку.

– Не хотите ли пообедать вместе в Террачине? Мы бы поговорили.

– Очень хорошо. Пообедаем там.

Мы там хорошо пообедали. Мы должны были прибыть в Пиперно ночью, м-м Диана возобновила свои просьбы провести там ночь. Она была блондинка и слишком дородная, она была не в моем вкусе, но ее горничная мне приглянулась. Я предложил ей, наконец, поужинать вместе, устроить ее в гостиницу и затем уехать, потому что не мог терять десять часов на этой станции.

В Пиперно я улучил момент, чтобы сказать горничной, что если она будет добра со мной ночью, я там остановлюсь.

– Я приду, – сказал я ей, – к вашей кровати, и будьте уверены, я не буду шуметь, и ваша хозяйка не проснется.

Она пообещала мне это и даже позволила, чтобы я своей рукой убедился, что она будет добра.

После ужина они пошли спать; я пошел пожелать им спокойной ночи и увиделся с ними; я не мог ошибиться, дверь была открыта; я был уверен, что все будет в порядке. Я также пошел спать, взяв свечу. Полчаса спустя я иду к их кровати, и мои руки натыкаются на синьору Диану. Это очевидно. Горничная рассказала ей всю историю, и они поменялись местами. Я не мог обмануться, я им был не нужен, моя рука меня в этом в достаточной мере заверила. Я остановился, колеблясь между двумя идеями, которые обе направлены были на то, чтобы отомстить за ловушку. Первая состояла в том, чтобы лечь с ними, а вторая – идти одеться и в течение часа уехать. Последняя победила. Я разбудил Ледюка, тот – хозяина, я заплатил, велел запрячь лошадей, и отправился в Рим. Я виделся три или четыре раза на шествии бородачей с синьорой Дианой, и мы издали приветствовали друг друга; если бы я полагал, что она расквитается со мной, я пошел бы с ней повидаться.

Я нашел своего брата, Менгса и Винкельмана веселыми и в хорошем самочувствии, и Коста обрадованным моим возвращением. Я сразу направил его к аббату Момоло, известить того, что приду вечером к нему есть поленту, и чтобы он ни о чем не беспокоился. Я заказал ему, чтобы он приготовил ужин на двенадцать человек. Я был уверен, что Мариучча придет, потому что Момоло знал, что я увижу ее с удовольствием.

Карнавал начинался на следующий день, я нанял ландо на все восемь дней. Это четырехместная коляска, в которой можно опускать и поднимать империал спереди и сзади, в которой прогуливаются по Корсо с двадцати одного до двадцати четырех часов всю неделю. Туда приходят в масках или без них, как хотят; происходят всякого рода маскарады, на ногах и верхом, бросают в народ конфеты, распространяют сатиры, пасквили и памфлеты. Все, что есть в Риме высокого, мешается с самым незначительным, производят шум, грохот, и смотрят на шествие бородачей, проходящих по Корсо между ландо, движущимися плотно налево и направо. В сумерки весь этот народ заполняет театры – оперные, комедии, пантомимы, танцоров на канате, где все актеры или люди обычные или кастраты. Идут также по ресторанам и кабаре, заполняющимся людьми, едящими изо всех сил, как будто они до этого вообще не ели.