История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

На другой день явились красивые девицы и я заказал шоколада, но они отказались. Выложив мне мои покупки, они хотели уйти, но мне пришел каприз поручить им отнести Лиа все, что она отобрала, и затем вернуться, чтобы рассказать, как она приняла подарок. Они согласились и подождали, пока я писал записку. Оказалось, невозможно выдать этим двум девицам малейшие знаки моей нежности, потому что я не решался закрыть дверь, и хозяйка со своими некрасивыми горничными под разными предлогами сновали туда-сюда. Но при их возвращении я поджидал их под лестницей и, выдав им золотой пистоль, сказал, что только от них зависит завладеть моим сердцем. Они сказали мне, что Лиа приняла прекрасный подарок, и что она меня ждет.

После обеда я прохаживался перед лавкой Р.; она была одна, она позвала меня, и я зашел и с удовольствием присел на ее прилавок. Она поблагодарила меня за то, что я был щедр по отношению к ее девицам, и спросила, не влюблен ли я в прекрасную еврейку. Я откровенно сказал, что люблю ее, но, не будучи счастлив в любви, смирился; Она похвалила меня, сказав, что это мошенница, которая думает только о том, чтобы подцепить всех тех, кто дает себя соблазнить ее прелестями.

– Это, может быть, относится также и к большинству ваших очаровательных девиц.

– Мои девицы любезны только тогда, когда я говорю им, что они могут быть любезны.

– Я обращаюсь, стало быть, к вашей доброте, потому что они не согласились даже принять от меня чашку шоколаду.

– Они должны держать себя подобным образом; вы не знаете Турина. Вы хорошо устроились там, где вы живете?

– Очень хорошо.

– Вы там пользуетесь полной свободой? Можете вы пригласить на ужин, кого хотите, и делать все, что вам угодно, в ваших комнатах? Я уверена, что нет.

– До сей поры у меня не было случая проделать такой эксперимент, но я полагаю…

– Ничего и не пытайтесь сделать. Это дом полицейских шпионов.

– Значит, вы полагаете, что я не смогу пригласить вас поужинать вместе с одной или двумя из ваших учениц.

– Я бы поостереглась туда идти. Весь Турин это знает и говорят, что этого не следует делать.

– А если я сменю жилье?

– Везде то же самое; но я знаю дом, где вы сможете жить, как хотите, и куда мои девицы, соблюдая осторожность, смогут отнести все, что вы у меня будете покупать.

– Где этот дом? Я сделаю все, что вы мне скажете.

Сказав, что я не должен доверять никакому пьемонтцу, она назвала мне один маленький дом, вполне меблированный, где живет только старый консьерж со своей женой. Она сказала, что меня там поселят на месяц, и что если я заплачу за месяц вперед, у меня не спросят даже мое имя. Дом находится в двух сотнях шагов от цитадели, последний на уединенной улице, имеет заднюю дверь, выходящую в поле, куда я могу въехать даже в коляске.

Я сразу туда направился; я нашел все соответствующим ее описанию, снял его на месяц и не позднее чем назавтра уже там спал. Р. была поражена моей быстротой.

На следующий день я пошел на свадьбу, куда меня пригласила Лиа, где позабавился; но я сопротивлялся всем ее попыткам снова завлечь меня в ее сети. Я, однако, нанял у ее отца закрытый экипаж, который перегнал к себе, поместив лошадей в мою конюшню; я оказался, таким образом, волен направляться, куда мне заблагорассудится, и входить и выходить в любое время. Я оказался абсолютно как бы вне города. Я оказался вынужден назвать мое жилище всегда чересчур любопытному аббату Гама и счел разумным не скрывать его от Дезармуаза, которого нужда поставила в полную от меня зависимость, но, помимо этого, моя дверь оказалась закрыта для всех, по крайней мере, пока я не приказывал ее открыть для кого-то, кого ожидал. Я не мог сомневаться в верности Коста и испанца.

В этом счастливом доме я принял по одной за раз, но всегда сопровождаемой другой, всех девочек Р., из которых последняя, по имени Викторина, оказалась полностью закупорена и ничего об этом не знала. Р., которая тем более ничего не знала, выдала ее мне как девственницу, и я должен был держать ее за таковую в течение двух часов подряд, все время пытаясь дойти с ней до конца; но, наконец, изнемогая от усталости, я захотел увидеть, что там есть, держа в руке светильник. Я увидел мясистую мембрану, снабженную отверстием, настолько маленьким, что булавочная головка проходила туда с трудом. Сама Викторина меня ободряла, чтобы я продвинул туда мой мизинец, но безуспешно. Усилие не доставляло ей ни малейшей боли, но препятствием являлась сама ее плоть. Это было внешне продолжение ее вагины, которое простой каприз природы сделал непроницаемым. Викторина, таким образом, была осуждена умереть девственницей, по крайней мере, если доктор-хирург не сделает ей известную операцию; такую же сделали м-ль Шеруфини, на которой некоторое время спустя женился г-н Лепри.

– Твой маленький бог Гимен, – сказал я ей, – препятствует самому крепкому Амуру проникнуть в свой алтарь.

Бедная девочка заплакала.