История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

– Это верно, монсеньор. Главное здесь лишить предположение уверенности, потому что воспитанные люди никогда не выскажут ненадежного суждения.

Увидав маркизу Пассарини, которую я знал по Дрездену, в ложе с князем доном Маркантонио Боргезе, я пошел с ней раскланяться. Князь, который знал меня по Парижу, десять лет назад, пригласил меня пообедать на завтра. Я пришел, и его не было, мне сказали, что я могу, тем не менее, там отобедать, но я ушел. В первый день поста он послал ко мне своего лакея пригласить меня на ужин к маркизе, которую он содержал. Я пообещал прийти, и он напрасно меня прождал. Гордость, дитя глупости, никогда не отделяется от природы своей матери.

После оперы Алиберти я пошел ужинать к Момоло, где увидел Мариуччу со своими отцом, матерью и женихом. Они ждали меня с нетерпением. Нетрудно сделать людей счастливыми, когда они этого заслуживают. Я прекрасно поужинал в компании этих достойных и бедных людей. Возможно, мое чувство удовлетворения происходило от тщеславия, я чувствовал себя творцом счастья и радости, которые видел нарисованными на красивых лицах молодых супругов; но даже тщеславие должно быть дорого тому, кто, вглядываясь в себя, замечает, что оно часто заставляет его делать добро. После ужина я составил маленький банчок в фараон, уговорив всех играть на марки, потому что ни у кого не было ни су, и я сделал так, чтобы мой банк лопнул. После этого мы все танцевали, несмотря на запрет папы, который считал, что балы прокляты, и позволял азартные игры. Его преемник Ганганелли поступил наоборот. Подарок, который я сделал новобрачному, был очень невелик, чтобы не вызвать у него подозрения: я передал им свое ландо, чтобы они могли им воспользоваться во время карнавала, и поручил Коста снять им ложу в театре Капраника. Момоло пригласил нас всех на ужин в последний день карнавала. Собираясь покинуть Рим на второй день поста, я отправился получить благословение Святого отца точно в двадцать два часа, когда весь город был на ногах. Он оказал мне самый милостивый прием. Он выразил удивление, что я не присутствую на большом представлении вместе со всем народом. Он продержал меня добрый час, разговаривая о Венеции и Падуе, и когда я вновь попросил его защиты, чтобы обрести милость вернуться в Венецию, он сказал, что поручает меня Богу.

Я вышел к шествию на следующий день, в последний день карнавала, на лошади, одетый в Полишинеля, бросая конфеты во все ландо, где видел детей, и опустошив, наконец, свою коробку на дочерей Момоло, которых увидел в моем ландо вместе с Коста. На закате я снял маску и направился к Момоло, где должен был увидеть Мариуччу в последний раз. Наше празднество было почти таким же, как в прошедшее воскресенье, но новым в нем для меня, и очень интересным, было то, что я видел Мариуччу замужней, и ее муж при виде меня имел вид, отличный от того, который был у него в первый раз, когда я его увидел.

Желая узнать все, я улучил момент, чтобы сесть рядом с Мариуччей и свободно поболтать. Она дала мне детальный отчет о первой ночи и воздала похвалы прекрасным качествам своего мужа. Он был нежен, влюблен, все время в ровном настроении и стал ей близким другом, когда узнал от нее по секрету, что я был его единственный благодетель.

– И он не предположил, – спросил я, – наличия тайных отношений между нами и нескольких рандеву?

– Отнюдь нет; я сказала ему, что ты использовал для моего счастья только средства моего исповедника, поговорив со мной лишь один раз в церкви, где я рассказала тебе о прекрасной возможности выйти замуж за него.

– И ты полагаешь, он тебе поверил?

– Я в этом уверена; но даже если он этому не поверил, разве не достаточно, что он сделал вид?

– Разумеется, я буду даже больше при этом его уважать, потому что мне более приятно, что ты замужем за человеком умным, чем за дураком.

Этот верный рассказ Мариуччи стал причиной того, что когда я прощался со всей компанией, собираясь уезжать послезавтра, я обнял парикмахера, который был при моих часах, и дал его жене кольцо, столь же ценное. После этого я отправился спать, сказав Коста и Ледюку, что завтра мы начнем паковать багаж.

Но назавтра, в девять часов, я получил записку от лорда Лисмора, в которой тот просил меня прийти одному около полудня на Виллу Боргезе, чтобы поговорить. Хорошо представляя, о чем он может со мной говорить, я отправился туда. Я мог дать ему добрый совет, и дружба, которую я питал к графине, его матери, заставила меня идти.