Он заявил меня как богатого, и я таким и выглядел. Мой внешний вид был ослепительным. Мои перстни, мои табакерки, цепочки моих часов, покрытые бриллиантами, не говоря уж о кресте в бриллиантах и рубинах, который я носил на перевязи, придавали мне импозантный вид. То был орден Золотой Шпоры, который я получил от самого папы, но под крестом не было шпоры. Никто не знал, что это значит, и это доставляло мне удовольствие. Те, кто проявлял любопытство, но не осмеливался спросить меня об этом, были правы. Я перестал носить этот крест в 1765 году, в Варшаве, когда российский палатинский князь сказал мне, в первый же раз, как мы с ним остались тет-а-тет, что я правильно сделаю, избавившись от этой фальшивки.
— Вам она нужна лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза глупцам, и вы сами можете сойти за одного из них.
Я последовал совету этого вельможи, обладателя глубокого ума, который, несмотря на это, извлек первый камень из пьедестала, на котором держалось Королевство польское. Он добился этого теми же средствами, которыми пользовался, чтобы добавить ему величия.
Старый маркиз, которому Барбаро меня представил, сказал, что он знает Венецию, и что, не принадлежа к патрициям, я могу чувствовать себя лишь более счастливым, живя заграницей; он предложил мне свой дом и все службы, принадлежащие ему. Но две юные маркизы показались мне чем-то сверхъестественным. Мне не терпелось спросить о них у кого-то, кто был бы в состоянии рассказать мне все, потому что я не мог довериться Барбаро.
Полчаса спустя стали прибывать гости, пешком и в колясках. Я увидел хорошо одетых девиц и молодых людей, всех озабоченных стремлением отдавать предпочтение тому, к чему влечет их любовь или учтивость. В компании восемнадцати-двадцати человек они уселись все за большим столом, где стали играть в игру, что называется «Банк-рут». Проведя там два часа и потеряв несколько цехинов, я отправился с Барбаро в оперу. Я сказал своему соотечественнику, что две молодые маркизы показались мне воплощенными ангелами, и что, оказав им свое внимание, я через некоторое время погляжу, окажутся ли они ко мне расположены, что же касается игры, я сказал, что одолжу ему две сотни цехинов, которые не хотел бы потерять, и что он должен мне их вернуть самым законным образом. Я сказал, что вместо двадцати пяти процентов, которые он у меня просит от выигрыша банка, он получит пятьдесят, то-есть половину, но никто не должен об этом знать, так как, когда я там буду, я буду также играть, понтируя всерьез. Я сказал ему прийти ко мне завтра рано утром, принеся добротное письменное обязательство, если хочет получить денег. Он обнял меня от всего сердца.
Держа в голове этих двух девиц, которые меня поразили, я решил пойти расспросить о них Греппи, когда увидел маркиза Трюльци, который с кем-то разговаривал. Это было в партере оперы. Он, заметив меня в одиночестве, подошел, говоря мне с веселым видом, что уверен, что я плохо пообедал, и что я доставлю ему удовольствие, приходя каждый день к нему обедать. Я попросил у него тысячу извинений, что до сих пор не зашел к нему отдать свои поклоны. Он сказал, смеясь, что осведомлен о том, что я решил продать ему свое платье, что он этому рад, и что он даст мне пятнадцать тысяч ливров, которые оно стоит, в любой момент, когда я захочу. Я сказал ему, что он может отправить за ним хоть завтра. Он рассказал мне вкратце несколько забавных историй о дамах, находящихся в первых ложах, чья красота заставила меня спросить, кто они такие.
Я видел, — говорю я ему, — в таком-то приходе двух форменных красоток. Человек, который был со мной, сказал, что они кузины, и что они называют себя маркизами К. и Ф.; вы их знаете? Они меня весьма заинтересовали.
— Они обе очаровательны. Не составит труда пойти к ним, и я думаю, что они будут благоразумны, потому что до сей поры в Милане нет на их счет ни одной истории. Я знаю, однако, что у м-ль Ф. есть любовник, но под очень большим секретом, потому что он единственный сын одной из наших первых фамилий. Эти девицы, к сожалению, небогаты, но, обладая большим умом, как меня в том заверили, они могут рассчитывать на хорошую судьбу. Если вы заинтересовались, я могу найти кое-кого, кто вас к ним отведет.
— Прошу вас не затрудняться этим.
После балета я пошел в «Редут». Я услышал три или четыре возгласа: «Вот он». Каркано кивнул мне головой, посадил меня рядом с собой, дал мне, вместо карты, колоду, и я стал понтировать, с таким постоянным невезением, что менее чем в час потерял семьсот цехинов. Я бы проиграл и остальное, если бы Каркано, вынужденный отойти, не передал свои карты некоей персоне, которая мне не понравилась. Я вернулся к себе и, чтобы не пытаться развеять мое плохое настроение, лег в постель.
На следующий день утром пришел Барбаро забрать двести цехинов, что я ему обещал. Он гарантировал мне возврат моих денег, передав мне право забирать его жалование, вплоть до исчерпания долга. Я направился к Греппи, где взял две тысячи цехинов в золоте и билетах на предъявителя.
Глава VII