История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

— Чтобы любить вас до самой смерти. Чтобы повиноваться всем вашим законам.

— Вы останетесь в Милане?

— Не сомневайтесь, если вы сделаете меня счастливым на этом условии.

— Забавно то, что вы обманываете меня, сами того не зная, если правда то, что вы меня любите.

— Обманывать кого-то, не зная этого — это для меня новость. Если я этого не знаю, я невинен.

— Но вы, тем не менее, меня обманываете, если я вам верю, потому что вы не вольны меня любить, когда больше не любите меня.

— Такая возможность существует, но я отбрасываю эту ядовитую идею. Мне больше нравится представлять себя влюбленным в вас вечно. С тех пор, как я вас знаю, я не нахожу более в Милане красивой девушки.

— За исключением красотки, которая нас обслуживала, и которую вы, может быть, имели в своих объятиях до этого самого момента?

— Что это вы говорите, божественная маркиза, это жена портного, который трудился над вашими одеждами; она уехала через полчаса после вас, и ее муж не оставил бы ее у меня, если бы не видел, что она нужна, чтобы обслужить трех дам.

— Она красива как персик. Разве возможно, чтобы вы ее не любили?

— Как можно любить персону, о которой известно, что урод пользуется ею, когда ему вздумается? Единственное удовольствие, что мне доставила сегодня утром эта молодая женщина, это что она говорила о вас.

— Обо мне?

— Вы извините меня, если я покаюсь, что будучи любопытным, спросил у нее, какая из трех девиц, которых она должна была видеть без рубашек, самая красивая?

— Вопрос распутника. Ладно! Что она вам ответила?

— Что та, с длинными каштановыми волосами, намного красивей.

— Я ничему этому не верю, потому что я постаралась сменить рубашку со всей возможной скромностью, она не могла увидеть того, что не мог бы увидеть и любой мужчина, она захотела польстить вашему нескромному любопытству. Если бы у меня была горничная такого сорта, я бы ее прогнала.

— Вы рассердились.

— Нет.

— О! Вы прекрасно сказали «Нет!». Я увидел вашу душу в этой вашей маленькой выходке. Я в отчаянии, что затеял этот разговор.

— Бросьте, это пустое. Но я знаю, что мужчины расспрашивают об этом горничных, и что те отвечают все, как ваша красотка, которая хотела бы, возможно, вызвать ваше любопытство.

— Как она могла бы рассчитывать мне понравиться, превознося вас перед двумя остальными, в то время, как она не знала, что вы та, кого я предпочел?

— Если она этого не знает, я ошиблась; но она от этого не менее лжет.

— Она могла придумать; но я не верю, что она солгала. Вы смеетесь, и вы меня завлекаете.

— Я смеюсь, потому что мне нравится позволять вам думать все, что вы хотите. Хочу просить вас об удовольствии. Вот два цехина. Поставьте их в лотерею на рассвете, и дадите мне билет, когда придете повидаться, или отправите его мне. Никто не должен этого знать.

Вы его получите завтра. Почему вы говорите, чтобы я вам его отослал?

— Потому что, быть может, вам со мной надоест.

— У меня такой вид? Несчастный я! Каковы ваши номера?

Три и сорок. Это вы мне их дали. Три щепотки цехинов — всегда сорок. Я суеверна. Мне кажется, что вы приехали в Милан, чтобы принести мне счастье.

— Эти слова переполняют меня радостью. У вас немного колдовской вид; но не подумайте тем не менее отсюда, если вы не выиграете этот тираж, что я вас не люблю, потому что это будет ложная посылка.

— Я не рассуждаю столь дурно.

— Верите ли вы, что я вас люблю?

— Да.

— Позволите ли вы повторять мне это сотню раз?

— Да.

— И доказывать вам это всякими способами?

— Относительно способов, я желала бы знать их заранее, потому что те, которые вы будете полагать самыми эффективными, могут, возможно, показаться мне вполне бесполезными.

— Я вижу, вы заставите меня долго вздыхать.

— Сколько смогу.

— И когда вы больше не сможете?

— Я сдамся. Вы довольны?

— Да. Но использую все мои силы, чтобы уменьшить ваши.

— Действуйте. Ваши старания мне нравятся.

— А вы поможете мне победить?

— Да.

— Ах, очаровательная маркиза! Вам достаточно только поговорить, чтобы сделать человека счастливым. Я ухожу, весь охваченный пламенем и действительно счастливый, не только в воображении, но реально.

Я направился в театр и увидел в банке Каркано человека в маске, который выиграл у него прошлой ночью три сотни цехинов, но играл сейчас очень неудачно. Он проигрывал порядка двух тысяч цехинов и менее чем в час сумма дошла до четырех тысяч, и Каркано бросил карты, сказав, что достаточно. Он встал, и маска ушла. Это был Спинола, генуэзец.

— Вот видите, — сказал я ему, — я мог бы выиграть у вас пари? Согласитесь, в маске Пьеро вы меня не узнали?

— Это правда. Но у меня перед глазами была маска нищего, которую я принял за вас. Вы знаете, кто это?

— Отнюдь нет.

— Говорят, что они все венецианцы, и что, выйдя отсюда, они направились в Бергамо.

Я отправился ужинать с графиней А. Б., ее мужем и Трюльци, которые полагали то же самое. Трюльци сказал мне, что разумные люди все меня осудили, потому что я подал этим маскам по горсти цехинов. Я ответил, что этим стремился только подурачить легковерных.