— Вы полагаете быть может, месье, что я не смогу выдержать весь путь на почтовой лошади, но я уверяю вас, что вы ошибаетесь.
— Лошадь может засбоить. С вами может что-нибудь случиться, уж не знаю… Может быть, нужно будет, чтобы я остановился, не дожидаясь вас, а я тороплюсь. Если вы не считаете эти соображения важными, ну что ж, я так думаю.
— Увы, месье, пойдем на этот риск.
— Есть еще и другое, о чем я не хотел вам говорить. Наконец, я не могу.
— Увы! Месье, — говорит мне девица тоном, способным разжалобить камень, — не заставьте меня ехать на империале дилижанса; сама мысль об этом заставляет меня трепетать; даже привязанная, я боюсь, боюсь до смерти, помимо того стыда, что я испытываю, может быть, по глупости; но мыслить по другому я не могу. Я умоляю вас оказать мне эту милость; я сяду у вас в ногах и доставлю вам не больше беспокойства, чем доставила бы собака.
— Это слишком. Вы не знаете меня, мадемуазель, я принципиально не жесток и не невежлив с вашим полом, мое сопротивление заставляет вас предполагать обратное, но это не так. У меня хватает самолюбия, чтобы не допустить, чтобы вы так думали. Наем почтовой коляски стоит шесть луи. Вот они. Прошу вас, месье, принять их. Завтра утром я отложу мой отъезд на час или два, если нужно, чтобы убедиться, что вы наняли коляску, и вот вам еще четыре луи на еще одну лошадь, потому что вам потребуются три лошади. К тому же, вам не нужно будет тратиться, заняв два места в дилижансе.
— Месье, я преклоняюсь перед вашей добропорядочностью, и ваше великодушие бросает мою душу к вашим ногам, но я не приму дар, который вы мне предлагаете. Я его недостоин. Адель, пойдем. Извините, месье, что мы отняли полчаса.
— Подождите немного, дорогой отец.
Адель просила его подождать, потому что ее душили слезы. Эта картина ввела меня в исступление, потому что эта плачущая девушка, на которую я теперь смотрел со все большим интересом, встретилась со мной глазами и произвела в моей душе столь сильное волнение, что я уже не владел собой.
— Успокойтесь, мое сердечко, — говорю я ей, — я уступаю, потому что иначе я не смогу заснуть; но я требую одну вещь, — говорю я ее отцу. Вам придется ехать сзади моей коляски.
— Охотно, месье; я думал, что там будет ехать ваш слуга.
— Нет, он поедет верхом. Ну вот, все и устроилось. Идите спать и будьте готовы к шести часам.
— Месье, я, тем не менее, оплачу лошадь.
— Вы ничего не будете платить, потому что меня это бесчестит, и прошу вас на этом не настаивать, потому что, как вы мне сказали, вы бедны, а я, скажу я вам, богат, так что не вздумайте унижаться.
— Месье, я уступаю, но я всегда оплачиваю лошадь для моей дочери.
— Еще того пуще; вы меня смешите. Давайте не торговаться, прошу вас, и пойдемте все спать. Я доставлю вас обоих в Париж, так, что вам это не будет стоить ни су, и затем мы раскланяемся. Будет только так и никак иначе. Смотрите, Адель смеется, и это мне нравится.
— Это душа моя радуется, избавившись от страха империала.
— Я действительно жду этого и надеюсь, что вы не станете плакать в моей коляске, потому что я ненавижу грусть. Прощайте.
Я отправился спать, положившись на судьбу. Я видел, что мне не удастся избежать чар этой новой красотки, и заранее настроился сопротивляться любым попыткам продолжить игру за пределами двух дней. Эта Адель была красива, с голубыми глазами красивого разреза, кожей цвета лилий и роз, преодолевшая уже возраст отрочества, роста, который обещал еще увеличиться в следующем году. Я лег, поблагодарив моего Гения, доброго или злого, который не пожелал, чтобы я скучал в этом коротком путешествии. Назавтра, в пять часов, отец Адели пришел в мою комнату спросить, все ли мне равно, поедем ли мы дорогой через Бурбонэ или через Бургундию.
— Та или другая — мне все равно, если у вас есть какое-то дело по одной из этих дорог.
— Да, месье, я мог бы добыть немного денег в Невере.
— Значит, поедем через Бурбонэ.
Полчаса спустя просто, но удобно одетая, девушка вошла в мою комнату, пожелала мне доброго утра с довольным видом, говоря, что ее отец взял на себя смелость поместить позади моей коляски маленький чемодан с их вещами, и, видя, что я занимаюсь укладыванием пакетов, спросила, не может ли мне чем-то помочь. Я сказал, что нет, предложил ей сесть, заметил, что у нее слишком робкий и покорный вид, что мне не понравилось; я сказал ей об этом с нежностью и предложил выпить кофе.