История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Я зову Клермона и велю вывести брата из комнаты. Вдогонку я напоминаю ему мое распоряжение метрдотелю, что завтра последний день, когда я оплачиваю пребывание аббата. Я тороплюсь кончить дело с Ла Кортичелли. Я направляюсь в фиакре к дому в предместье С.-Антуан, адрес которого дан в записке доктора, чтобы посмотреть на место, где несчастная должна нести епитимью в течение шести недель. Я вижу мужчину средних лет вместе с женой, которые кажутся мне порядочными людьми, и, дав им прочесть записку Файета, говорю, что девушка приедет немедленно, и что я приехал, чтобы все осмотреть. Он показывает мне маленькую комнату с кроватью, с ванной, с тремя-четырьмя стульями, стол, комод и все необходимое. Он говорит, что она будет есть в одиночестве и, если ее болезнь не окажется слишком сложной, он вылечит ее за шесть недель. Он показывает мне двери семи или восьми таких же комнат, из которых четыре, как он мне сказал, заняты больными девушками, все более или менее в подобном состоянии, и имен которых он не знает. Я отсчитываю ему сотню луи, он выписывает квитанцию на имя Фэйе, и я говорю ему, что он примет особу, которая представит ему эту квитанцию и письмо Фэйе. После чего я еду в Пале-Рояль, где встречаю венецианца по имени Бонкузен, который говорит мне, что приехал снять в Париже меблированный отель и надеется сделать здесь карьеру.

— На чем?

— С помощью двух девиц, которых вы знаете.

— Кто они?

— Я вам ничего не скажу. Приходите ко мне ужинать, и вы их увидите. Вот мой адрес. Но вы оплачиваете ужин, потому что я небогат.

— Отлично. Я приду послезавтра, так как сегодня и завтра я занят.

— Не хотите ли дать мне денег сейчас, чтобы я был уверен?

— Охотно; но я не предполагал, что вы обнищали до такой степени. Вот шесть франков.

— Это слишком мало, если вы хотите хорошей еды.

— Я заплачу остальное после ужина. Прощайте.

Я знал этого человека как сомнительного персонажа. Он держал трактир в Венеции. Я бы не пошел туда, если бы не любопытство относительно двух девиц, которых я должен знать. Я пошел обедать к м-м д'Юрфэ и сразу после обеда отправился к Ла Кортичелли, чтобы ее утешить. Я нашел ее в кровати: она меня расстроила, показав свои болячки; я рассказал ей о том, что я для нее сделал, и дал ей квитанцию и письмо. Я сказал, что ей следует только взять фиакр и поехать туда одной, пообещав ей, что приду, чтобы ее повидать разок перед своим отъездом в Лондон и передать ей остальные сто экю, которых ей должно хватить, чтобы, вылечившись, ехать в Болонью. Благодарная, она сказала, что поедет туда завтра ночью, ничего не говоря своей служанке, что она пришлет кого-нибудь, чтобы забрать с собой мешок с несколькими рубашками и платьем, что у нее еще осталось, и попросила у меня еще два луи, чтобы выкупить из заклада некоторые свои безделушки. Обрадованный, что вытащил из беды Ла Кортичелли, я направился к м-м дю Рюмэн, которая на три недели распрощалась со всеми своими знакомствами. Это была женщина самых замечательных качеств, порядочная и вежливая в высшей степени, но имевшая столь странные привычки светской щеголихи, что часто заставляла меня смеяться от всего сердца. Она говорила о Солнце и о Луне, как будто это были владетельные персоны, с которыми она свела знакомство. Разговаривая однажды со мной о блаженстве избранных после смерти, она сказала, что на небесах блаженство душ должно состоять в том, что они любят Господа до безумия . Я принес ей всякие снадобья и травы для изготовления ароматов; я назвал ей необходимые псалмы; в восемь часов мы устроили небольшой ужин тет-а-тет, затем она приказала своей горничной нас запереть и дожидаться меня в десять часов, чтобы уложить спать в комнате на втором этаже, которую она велела для меня приготовить, и затем пустить меня к ней в пять часов утра. В половине десятого я сам поместил ее ноги в ванну с теплой водой, показал ей, как приготавливать ароматы в последующие дни, заставил ее произносить псалмы; затем я сам вытер ее ноги, посмеиваясь над ее благодарностями, и, отведя ее в постель, отправился сам спать, обслуживаемый ее горничной, молодой, славной и резвой, которая рассмешила меня, говоря, что раз я стал горничной ее хозяйки, справедливо, что она стала моей. Я хотел с ней пошалить, но она увернулась, говоря, что мне надо себя поберечь, чтобы быть бодрым в пять часов с ее хозяйкой. Она ошибалась.

На следующий день в пять часов я нашел мадам уже обувающейся, согласно инструкции. Мы прошли в соседнюю комнату, откуда можно было бы наблюдать восход солнца, если бы этому не мешал отель Буйон, но это было неважно. Она проделала свои моления с видом жрицы. После этого она села за свой клавесин, заверив меня, что ей очень затруднительно устраивать свои утренние процедуры три недели подряд в девять часов, так как она обедает только в два. Мы позавтракали в девять, и я оставил ее, пообещав увидеться перед своим отъездом в Лондон.