История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

— Все это, дорогая Паулина, дает мне о вас благоприятное представление; но почему это предпочтение Камоэнсу и прочим португальцам?

— Потому что я португалка.

— Вы португалка? Я полагал, что вы итальянка. В вашем возрасте вы знаете пять языков, потому что должны знать и испанский.

— Само собой разумеется.

— Какое образование!

— Мне двадцать два года, но я знаю языки с восемнадцати.

— Скажите мне, кто вы. Скажите все.

— Все и сейчас, доверившись вам без опасения, потому что если вы меня любите, вы можете сделать мне только добро.

— И что это за рукописные тетради?

— Моя история, которую я здесь написала. Сядем.

Глава IX

История Паулины. Мое счастье. Ее отъезд.

«Я единственная дочь несчастного графа де Кс-о, которого Карвальо Ойрас уморил в тюрьме после покушения на жизнь короля, которое приписывают иезуитам. Я не знаю, виновен ли мой отец, или нет, но знаю, что министр-тиран не осмелился ни провести его процесс, ни конфисковать его имущество, которого я являюсь наследницей, но которым я могу воспользоваться, лишь вернувшись на родину.

Моя мать воспитала меня в монастыре под руководством своей сестры, которая была там аббатисой и которая предоставила мне там всевозможных учителей, среди них итальянца, уроженца Ливорно, человека ученого, который в шесть лет обучил меня всему, что счел возможным мне преподать. Я нахожу, что он был скуп на ответы на мои вопросы лишь в отношении религии, но я понимала его сдержанность. Его осмотрительность была далеко не столь сдержанна, чтобы мне не нравиться, и я могу вас заверить, что оценила ее впоследствии, потому что она позволила мне, и даже заставила, искать предметы для размышления.

После смерти моего отца, мне было восемнадцать лет, когда мой дед вывел меня из монастыря, хотя я и заявляла, что с удовольствием останусь там до того момента, как представится случай выйти замуж. Я чувствовала нежную привязанность к моей тете, которая после смерти моей матери делала все, от нее зависящее, чтобы сделать меня менее чувствительной к понесенной мною потере. Мой выход из монастыря стал событием, которое определило всю мою судьбу; если мое желание здесь не замешано, вы видите, что мне не следует ни в чем раскаиваться.

Мой дед поместил меня к маркизе де Кс-о, своей свояченице, которая уступила мне половину своего дворца. Мне дали гувернантку, которой я должна была подчиняться, помощницу гувернантки, знатную девицу в компаньонки, горничных и пажей, которые находились в моем распоряжении, но которые от этого не менее зависели и от моей главной гувернантки. Правда, это была весьма порядочная женщина.

Спустя год после моего появления в свете ко мне явился с визитом мой дед, который сказал, в присутствии гувернантки, что граф Ф-и просит моей руки для своего сына, который должен в этот день прибыть из Мадрида.

— Что вы ответили ему, дорогой папа?

— Что этот брак может только понравиться всей знати и получить самое полное одобрение короля и всей королевской фамилии.

— Все уверены, что я понравлюсь моему будущему супругу, и что он мне понравится?

— Никто в этом не сомневается.

— Но я сомневаюсь; мы должны увидеться.

— Вы познакомитесь перед заключением брака; но это не сможет никак воспрепятствовать этому заключению.

— Я хочу этого и надеюсь на это.

После его отъезда я сказала моей гувернантке, что никогда не соглашусь отдать себя мужчине, с которым до того основательно не познакомлюсь. Она мне не ответила, и когда я горячо стала убеждать ее мне сказать, права ли я, думая таким образом, она ответила, что в этом вопросе ни за что не выскажет мне своего мнения. Это я должна его иметь. Я с уверенностью сочла, что моя гувернантка думает, как я. Не позднее, чем назавтра я направилась с визитом к моей тете аббатисе, которая, услышав о деле, сказала мне, что было бы желательно, чтобы граф мне понравился и я понравилась ему, но даже если мы друг другу не понравимся, по-видимому, брак этот состоится, потому что она полагает, что проект этот исходит от мадам принцессы дю Брезиль, фаворитки графа Ф-и.

Предупрежденная таким образом, я вернулась к себе, решившись никогда не давать своего согласия ни на какой брак, если не сочту его отвечающим моим склонностям.

Две недели спустя прибыл молодой граф Ф-и, мой дед представил меня ему в присутствии его отца и нескольких дам. Не говорили о браке, но много говорили о вновь образовавшихся иностранных государствах и об обычаях других европейских наций. Я слушала все с большим вниманием, почти не раскрывая рта. Имея очень мало светского опыта, я не могла судить о моем будущем супруге, поскольку не могла его ни с кем сравнивать, но мне казалось невозможным, чтобы этот человек мог надеяться понравиться женщине, и что может так статься, что однажды я буду ему принадлежать. Это был самонадеянный насмешник, глупый и набожный до суеверия, худой и дурно сложенный, и, несмотря на это, фат до такой степени, что не стеснялся изрекать в собрании с гордым видом рассказы о нескольких своих галантных приключениях, которые имел во Франции и в Италии.